– И ты их брал?
– Я был ребенком. Конечно, я съедал конфеты и пирожные. И через месяц встретился с человеком, который их оставлял. Молодой парень двадцати лет, темноволосый и голубоглазый. Он сказал, что хотел хоть как-то скрасить это безрадостное место. Я поверил ему. И, последующие шесть с половиной лет, он был моим лучшим другом. А потом исчез. Смешно, конечно, но я до сих пор прихожу туда. Развалин уже нет, улица прибрана, но я надеюсь, что снова увижу его. Глупо, правда?
Теперь я открыто дрожала. Никогда не подумала бы, что ночью бывает так холодно.
– Он рассказал тебе о природе?
– И не только. Он сказал, что я особенный, и, что, таких как я немного. Нас крайне тяжело обнаружить. Министерство разработало способ контролировать обычных людей. Они могут вторгаться в их сознание, сны, мечты; внушать определенные мысли. Не знаю почему, этого парень мне не рассказал. А такие как мы могут охранять самое сокровенное, хотя наш мозг тоже легко «вскрыть».
Реста может считать мои мысли, внушить свои… Она может контролировать поведение всего государства, управлять чувствами и эмоциями людей! Это слишком страшно, чтобы быть правдой.
– Понимаю, звучит дико. Но это единственное объяснение происходящему. Сама подумай, если бы лидеры не нашли способ зомбировать людей, они не пережили бы последствия катастрофы. Все сходится: взять страх, гнев и жестокость под контроль и развить в людях мужество было правильным решением. Только потом, когда государство сформировалось, и люди смогли жить организованно, Министерство не решилось снять контроль. Они почувствовали вкус абсолютной власти и не захотели с ним расстаться.
Едва ли я осознавала его слова. Вспоминаю толпу на площади, Кристиану с ее пламенной речью, фанатичный блеск глаз.
– Прости, Лимма, я не хотел портить тебе настроение.
Майк выглядел смущенным и расстроенным. Да уж, ситуация довольно глупая. Ночь, мы сидим в лабиринте (который стал домом для Майка), он рассказывает мне ужасную правду, которую я предпочла бы не знать. И это на мое восемнадцатилетние!
– Без десяти полночь. Еще не поздно вручить подарок.
Он достал маленькую коробочку из рюкзака и протянул мне. Дрожащими пальцами открыла ее.
– С днем рождения!
Внутри лежали потрясающие наручные часы. Гладкий черный ремешок, круглый циферблат, вместо цифр – черточки. Такого изящного украшения у меня не было. Уверена, даже аристократы не отказались бы от таких часов.
– Нравятся?
– Да.
– Достань их. Переверни. Видишь небольшое углубление посередине? Вставь туда мизинец, поверни на пол-оборота, одновременно проводя пальцем по стеклу циферблата.
Я выполнила инструкцию, но ничего не произошла. Майк наблюдал за моими попытками с интересом.
– Молодец. Считай, это было репетицией. Можешь сто раз проделать эти манипуляции, но все без толку.
– Тогда какой смысл в этих манипуляциях?
– Смысл ты увидишь, когда большая стрелка будет прямо перпендикулярна маленькой. И только четыре раза в сутки.
Стало невыносимо холодно. Руки жутко посинели, пальцы плохо слушались.
– Приготовься. Осталась одна минута.
Только сейчас заметила на руке Майка похожие часы. Тонкий черный ремешок и квадратный циферблат. Я снова повернула пол-оборота, и на этот раз часы открылись! Стекло циферблата оказалось крышкой, и внутри оно не было прозрачным. На нем была надпись на неизвестном мне языке, горящая голубым светом.
Я испытала глубокое потрясение: эта вещь явно была создана за пределами нашего государства!
– Vita sine libertate, nihil. Жизнь без свободы – ничто. Не удивляйся, что язык тебе не знаком. Он вышел из обихода задолго до Великой катастрофы. Так называемый, мертвый язык. Это изречение стало девизом группы, боровшейся с Министерством. Они давно умерли, а часы – единственное, что от них осталось. Женщина, которой они принадлежали, спрятала их до ареста в развалинах Дворцовой улицы.
Вспомнился ужасный рассказ бабушки. Анархисты решили взять управление государством в свои руки. Они пронесли взрывчатку в Министерство, убили лидера, уничтожили Дворцовую улицу, на которой раньше располагались дома аристократов. Но управление перехватил Равиль Тотен, советник главы Отдела государственной обороны. Он решительно расправился с анархистами, но отстраивать разрушенную улицу не стал. Аристократы тоже не настаивали. Странно, ведь это такое напоминание о бунте, силе повстанцев, ошибке Министерства!