С другой стороны, Пол может лгать, специально сеять во мне сомнение. Он знает кто я, что для меня значит государство, и пытается сломать мой дух. Вполне возможно, что это анархисты устроили бойню, а теперь он хочет уверить меня в обратном. В этом есть множество преимуществ. Например, если ему удастся настроить меня против Вессо, я буду полезен в качестве двойного агента.
Или же анархисты что-то не поделили со свободниками. Может, свободники перешли на нашу сторону? Или просто не успели эвакуировать гражданских? Анархисты решили любой ценой расправится с нашей частью, и воюющих сторон оказалось три? Путаница, суматоха, мирные жители опять же…
Чем больше я думал об этом, тем дальше уходил от истины. Последовав совету Пола, я строил всевозможные гипотезы, одна глупее другой. Некоторые, наоборот, казались гениальными, но разбивались о малейшие несостыковки. Мне не хватало информации, я упускал что-то важное. Иногда во снах я видел какой-то предмет, он казался мне чрезвычайно важным, но утром не мог его вспомнить. День тянулся за днем, и я все глубже увязал в собственных теориях. Химера приходила редко, пыталась поговорить со мной, но я не мог сосредоточиться на разговоре. Я отдалялся от нее, сходил с ума от собственного бессилия.
В один из вечеров, когда мне страстно хотелось повеситься, пришел док. Он долго расспрашивал о моем самочувствии, об ощущениях, снах. Разумеется, меня это насторожило, и я старательно умолчал о некоторых симптомах. Например, иногда в глазах полыхало, белый ослепительный свет, и снова мрак. Либо ко мне возвращается зрение, либо мой мозг получил серьезные повреждения. Становиться умственно отсталым инвалидом не хочется, но после разговора с Полом я никому не доверяю. Док вколол мне какое-то лекарство и, даже не попрощавшись, ушел.
Осознавать свои ошибки и признавать их публично – сущая мука. Как бы я не пытался противостоять родительскому воспитанию, но гордыня в крови у любого аристократа. Лежа в этой холодной комнате, провонявшей дымом и медикаментами, на жесткой кровати, я размышлял о своем будущем. Судя по тем обрывкам разговоров, что я слышал, и настроению Химеры, анархисты проигрывают. Реста не остановится, она разрушит Ролакр до основания, но не позволит укорениться власти свободников. Соответственно, когда они будут уходить, меня убьют. Нет смысла оставлять меня в качестве заложника: моя жизнь стоит жизни тысяч людей, но не самого государства.
Я совершил огромную ошибку, когда вернулся за Энди. У меня не было оснований думать, что он остался в зоне поражения. В итоге сам попал под ударную волну, и теперь моя жизнь зависит от воли врага. Этот враг смог сломать меня внутренне, сомнениями подточив мою веру в государство. Я сижу в цепях, глубоко под землей, и скоро сюда придет наша армия. Увы, я этого не увижу. От меня останется маленькая кучка пепла, и мой брат даже не узнает, что он ходит по моим останкам. Живое воображение услужливо нарисовало эту картину, и я едва не завыл от ужаса.
Нет, я не умру подобным образом, не стану дожидаться собственной казни. Я сделаю по-другому. Только сначала нужно дождаться Химеру. Извинюсь перед ней (да, я, аристократ, признаю, что был идиотом). Заодно узнаю кое-что.
Ждать пришлось долго. Она пришла лишь следующим вечером.
– Привет, Сэм. Как ты? Док сказал, что ты перестал сотрудничать с ним? Он же пытается вылечить тебя!
– Пойми, Хим, я смирился с потерей зрения. Док не сможет помочь, он всего лишь врач, а не бог.
– Ух ты, уже вливаешься в нашу веру?
– Ты была крайне убедительна.
Чувствую, что она оттаивает. Мы сразу подружились, и расстанемся друзьями.
– Хорошо, что ты больше не отвечаешь «да» или «нет».
– Признаю, был не прав. Просто Пол... Теперь я не могу отделаться от мыслей, что бойня в центре – дело рук Министерства. За что тогда я сражался?
– Тебе тяжело. Так всегда бывает, когда пытаешься выбраться из паутины лжи.
– Откуда?
– Ну, это такое выражение. В смысле, все очень запутано.
– Что у ваших? Много было желающих врезать мне, последовав примеру того парнишки?
– Хедчера? У него погибла семья, он же в это время был у бабушки.