– Сэм! Что с... Почему… не реагирует? Что… вкололи?
– Прекрати. Он едва не задушил себя, еще несколько минут, и цепь перерезала б ему глотку.
– Нужно уносить его.
– Аккуратно.
Отец перебросил меня через плечо, рядом слышалось приглушенное дыхание дока. Пятнадцать минут он меня нес, и вдруг рядом засвистели пули.
– Сюда! Скорее!
Несколько минут бега, после – подъем по лестнице.
– Давай сюда, коридор выведет к пятому тоннелю, а оттуда есть ход.
Пытаюсь что-нибудь сказать, но голос не подчиняется. Из-за бега мне стало настолько ужасно, что захотелось броситься под пули.
– Подожди, кажется, он очнулся.
– Нельзя останавливаться.
– Он сейчас скончается, ему плохо! Несколько минут!
– Хорошо. Давай, братишка, садись. С чего это ты решил повеситься? Мне казалось, калечить тебя – чисто моя прерогатива!
– Коул? – с трудом выдавливаю имя брата.
– Разумеется. Думал, я тебя брошу?
– А... свободники?
– Мы их уничтожим.
На несколько секунд паника завладела мной, после чего я ясно понял, что не брошу здесь Химеру.
– Нет, прошу… Прошу…
– Сэм тебе нельзя разговаривать, – док аккуратно прошел пальцами по моей шее. – О Хим можешь не беспокоится: ее безопасность я гарантирую.
– Вы о той уродине? Ох, Сэм, вечно ты не с теми девчонками связываешься!
– Все, пошли дальше. Поднимай своего брата.
Меня ужасно разозлило то, что он сказал о Химере, но пока решил воздержаться от спора. Где-то недалеко стреляли, кричали женщины. У меня не было сил сказать что-либо, попросить остановиться. Действие обезболивающего заканчивалось, боль расползалась по телу, но в тоже время жутко горели глаза. Не знаю, что было ужаснее.
Док заметил, что мне стало хуже:
– Ты как? Потерпи немного, еще минут семь – и мы на месте.
– Глаза… горят… невыносимо.
– Так действие сыворотки заканчивается.
– Что?
– Ты не ослеп, я специально вводил тебе сыворотку, чтобы ты ничего не видел. Трудно принять, да, но меня отправило сюда Министерство еще год назад. Как только появились первые признаки непокорности со стороны свободовцев, Реста решила отправить в Ролакр шпионов, которые вотрутся в доверие, и, не вызывая подозрений, будут следить за событиями. Как только ты сюда попал, я сделал все, чтобы вылечить тебя, и одновременно защитить от расправы. То, что тебя считали слепым, пошло тебе на пользу.
– Лучше бы ты за ним следил, док. Не хочу заострять внимание, но Сэм едва не повесился! И с какой изобретательностью!
Сзади громко хлопнула дверь.
– Сейчас я с ними разберусь. Док, возьми его, доставь к нашим.
– Их слишком много!
– Поэтому я и задержу их, а ты вытащи Сэма.
Док не был таким сильным, как мой брат, но был очень выносливым. Несколько минут бега по тоннелю, после чего шаткая лестница. Несколько раз мы едва не слетели. И вдруг последний рывок. Еле сдержал крик: яркий свет резал глаза. Ветер приятно обдувал лицо, и я понял, как это прекрасно – жизнь. Но самое главное то, что я снова вижу. Плохо, размыто, но вижу.
К нам подбежало несколько человек, меня вновь закинули на плечо, и понесли в бронированную машину. Через десять минут я услышал, как кто-то отдавал приказ уезжать. С бешеной скоростью мы неслись по городу, машину подкидывало на ухабах, но гонка продолжалась. Сзади раздался жуткий взрыв, и я понял: наши просто заминировали логово свободников, вытащили меня и убили повстанцев. В основном, там были спасшиеся после бойни в центре женщины и дети, но кого это волнует? Разве их жизни что-либо стоят для Ресты?
Через несколько часов мы приехали в штаб, солдаты приветствовали нас. Каждый пытался прикоснуться ко мне, пожелать скорейшего выздоровления. Отовсюду слышались победные возгласы: этой ночью были уничтожены последние базы анархистов, лишь несколько сотен спаслись. Ролакр остался под властью государства, и его ждет справедливое возмездие. Но никто из тех, кто воевал в центре, даже не улыбнулся: мы знали, какой ценой досталась победа.