– Я заметил, как ты смотрела на грымзу. Я так же смотрю на свою драгоценную маму, когда она заводится насчет моей внешности. Ей безумно хочется, чтобы я, как и брат, поступил на службу в Министерство, а это значит, привел себя в порядок, больше времени уделял учебе, не конфликтовал с учителями и одноклассниками. То есть, не делал все то, что доставляет мне удовольствие.
Раньше мы никогда не разговаривали, но мне его слова показались искренними. Бабушка велела никому не доверять, а так хочется поговорить об этом с кем-нибудь, кто поймет. В этом-то и моя проблема: нет никого, кто выслушал бы меня, без издевательств и подколов.
– В общем, мама пыталась надавить, но отец решительно пресек прессинг. Он сказал, что я достаточно взрослый и могу принять решение самостоятельно. Что-то мне подсказывает, что он не любит работу в Министерстве.
– Почему?
– Папа ненавидит пропаганду, в Министерстве все построено на ней, а вот мама готова проглотить все что угодно, лишь бы не лишиться положения в обществе.
– Прекрасно тебс понимаю, – наконец-то я оправилась от смятения. – Мои родители, хоть и не занимают высоких должностей, поклоняются Министерству и особенно Кристиане Ресте. А мне она не очень нравится. У нее слишком…
– … холодные расчетливые глаза, чтобы поверить в ее слова о любви и сопереживании.
– Никогда не подумала бы, что услышу от тебя нечто подобное!
– А я вовсе не удивлен. Знаешь, почему Вероника так тебя ненавидит?
Не скажу, что мне приятно было упоминание о ненавистной однокласснице, но вопрос меня заинтриговал.
– Она привыкла блистать. Странные вы все-таки создания, девушки! Вот ей нужно, чтобы подружки полностью подчинялись, спрашивали ее мнение, пользовались советами. Короче, не сомневались в ее авторитете. Ручные безмозглые зверьки, выполняющие любые команды, – он презрительно скривился, словно говорил о ком-то конкретно. – А ты другая, она тебя не понимает, поэтому и злится.
– Ладно, не говори ерунду.
Он прав, я это знала, но высказать свою мысль так точно нужно уметь. Отвернулась, чтобы он не увидел, как я покраснела.
И вот вновь мы идем вместе, как и в прошлом году. Тогда я так и не решилась на откровения, но мы хорошо общаемся, и у меня наконец-то появился друг!
В холле сидят десять мальчишек. В этом году они перешли в основную школу. В подготовительной учатся ребята с восьми до десяти лет. Затем семь лет основной школы, после чего еще пять высшей. Там обучаются непосредственно будущей профессии. В этом году я оканчиваю основную школу, необходимо определиться (что мне никак не удается). А этим ребятам предстоят еще семь безмятежных лет, неомраченных мыслями о будущем.
Они что-то настолько живо обсуждали, что заинтересовали Ричара Ботта, учителя истории. Он окликнул ребят, которые с неохотой оторвались от разговора и посмотрели на учителя.
– Молодые люди, обращаю ваше внимание на то, что во время учебного процесса запрещено громко разговаривать в коридорах. Если вам повезло, и вас отпустили раньше, это еще не означает, что вы имеете право во весь голос обсуждать нечто, связанное или же не связанное с учебой, мешая тем самым остальным. Которые, в отличие от вас…
Тут его голос утонул в пронзительном шуме учеников, выбегающих из кабинетов. Со стороны это могло показаться паническим бегством от смертельной опасности, но на самом деле в классах прозвенели звонки, и дети спешили ретироваться, прежде чем им успеют задать упражнения на дом. Учителя, стоит им отдать должное, даже не предпринимали попыток остановить их. Десятилетки, не привыкшие к строгим правилам основной школы, наивно надеялись привить учителям свои порядки. Через месяц, конечно, они немного успокоятся, но пока им лучше не попадаться на пути – иначе растопчут.
Мы с Майком сидели на подоконнике, отгороженные от Ботта огромным стендом. Таким образом, спаслись и от нашествия мелких варваров, и от гнева учителя, любившего во всем порядок. По лестнице спустилась грымза из Министерства с делегацией, состоявшей не только из учеников нашего класса. Они прошли в десяти метрах от нас, но благодаря этому же стенду, не заметили. Ричар Ботт уверенным шагом подошел к грымзе и принялся уверять ее в том, что услышал отрывок ее речи.