- А что за парня я видела у Руслана дома? На цыгана похож.
Я рассмеялась.
- Наверное, он и есть цыган. Это Саша, ты видела их с Мариной в день, когда я переехала.
- А, точно. Они с этой девочкой тоже у вас живут?
- Да, так веселее. И другого дома у них нет.
- Знаешь, Соня, если они сироты, то в восемнадцать лет их должны были обеспечить жильем. Пусть уточнят в районном отделе опеки.
Это была интересная информация. Я уговорила марину и Сашу пойти в опеку и во всем разобраться.
Строгая дама в очках сначала пошла в какой-то архив, а потом вернулась с двумя толстыми папками и уселась их изучать.
- Нет, - сказала она, наконец, - Никому из вас жилье не положено.
- Это еще почему? – возмутилась я.
- Потому что у них есть жилье, у обоих. Марина до сих пор прописана с матерью, на улице Ленина. А у Александра есть дом в деревне Федосиха, сто километров от города. Получил в наследство после смерти бабушки, по завещанию.
- Какой еще дом? – спросил Казачок, - И че за бабушка?
Дама вытащила из конверта кучу документов и отдала Казачку под роспись. Он сразу, не читая, протянул их мне.
- Дом жилой, шестьдесят квадратных метров, - прочитала я, - Материал – дерево. Год постройки – тысяча девятьсот тридцать седьмой. Серьезно? От этого дома давно ничего не осталось.
- Если ничего не осталось, значит, надо его снять с учета, зарегистрировать это, и потом только подавать документы на получение жилья. А сейчас по документам у него жилье есть.
Казачок наотрез отказывался ехать в какую-то Федосиху.
- Потом, - заявил он, - Вот-вот получу права, куплю тачку, и поедем. А на автобусе зачем зимой тащиться?
Но я убедила его в том, что это необходимо. Он согласился только при условии, что мы поедем все вместе. Автобус высадил нас в Федосихе и уехал, а мы попытались найти нужный дом, но ничего не получалось: нигде не были обозначены ни улицы, ни номера домов. И вокруг никого, совершенно пустая улица. Только одна женщина везла на санках флягу с водой.
- Простите, пожалуйста, - обратилась я к ней, - Как нам найти дом номер пятьдесят два по улице Титова?
- Здесь все – улица Титова, - ответила женщина, - А дом там, в конце деревни. А вам он зачем? Там одни цыгане.
- Похоже, мы на верном пути, Казачок, - сказал Поэт.
В конце деревни было повеселее. На улице играли смуглые чумазые дети, на лавочке у одного из домов перебирал струны гитары подросток.
- Привет! – окликнул его Поэт, - Это дом пятьдесят два?
- Не знаю, - откликнулся тот, открыл дверь в дом и что-то закричал на цыганском.
На улицу вышла молодая женщина в длинной ярко-розовой юбке. Женщина внимательно оглядела меня, Марину, Руслана, и ее взгляд остановился на Казачке.
- Романо рат, - сказала она, - Со ту камэс?
Казачок посмотрел на меня и спросил:
- Что она сказала?
- Понятия не имею, - ответила я и обратилась к женщине, - Извините, вы говорите по-русски?
- Говорю, - ответила женщина, - Чего вы хотите?
- Это дом пятьдесят два по улице Титова? – спросила я.
- Да, - ответила она, - Кого вы ищете?
- Мы не знаем. Этот дом принадлежит моему другу, - я показала на Казачка, - И мы хотим узнать, кто здесь живет.
- Шандор, - женщина расплылась в улыбке, показав золотые зубы, - Заходите.
Мы осторожно вошли в дом. Внутри все было застелено коврами, даже диван.
- Садитесь, я чай поставлю, - суетилась женщина.
Мы разулись, сняли пуховики и прошли на диван.
- Вы какая-то моя родственница? – спросил Казачок.
- Я твоя тетка, сестра матери. Меня зовут Злата. А твою маму зовут…
- Малина, - сказал Казачок, - Я знаю, у меня в метрике написано.
- Это по паспорту. А дома ее зовут Рузанна, а тебя назвали Шандором. Только тебя забрали, и мы не смогли вернуть. Очень жалко было. Поэтому мама, бабка твоя, и переписала на тебя дом, чтобы ты узнал, что у тебя есть родня, и приехал. Жалко, что ты романэс не говоришь.
- А почему его забрали? – спросила я.
Злата вздохнула и протянула мне чашку с чаем.
- Рузанне было четырнадцать, когда она его родила. Ей плохо стало, ее с улицы в роддом забрали, и она все свои данные сказала, глупая. Просто больно ей было очень, вот и не сообразила пару лет себе накинуть. Четырнадцать – это мало, надо было оформлять опеку на его бабушку. А мама ушла с табором, мы были с теткой, на тетку опеку оформить не получилось. Они и нас с Рузанной пытались забрать как беспризорниц, но мы вырвались и убежали. Шандора мы тоже пытались вырвать из их рук, но не удалось, гаджи из опеки крепко в него вцепилась. Потом, когда мама пришла, она попыталась оформить опеку и вернуть Шандора, но ничего не вышло. Сказали, что у нас слишком маленький дом и слишком много народу. И еще дядя твой вернулся из тюрьмы с туберкулезом, он здесь прописан был. Они сказали, что нельзя младенца в такие условия. Рузанна так убивалась, рвалась к ребенку, но мы ее не пустили – тогда бы ее и саму забрали.
- А его отец? – спросил Поэт.
- Алмаз. Ему пятнадцать было. Рузанна от него уже ушла к тому времени, беременная домой вернулась, к матери. Не понравилось ей в доме мужа, он на другую заглядывался, а Рузанна гордая очень. Алмаз тоже хотел забрать Шандора, приезжал сюда, ругался. И мать его ругалась сильно, что мы ребенка упустили. Выкрасть хотели, в город ездили. А там им сказали, что тебя усыновили, - она посмотрела на Казачка, - Тогда мама на тебя завещание и написала – вдруг ты узнаешь, что у тебя есть дом, и захочешь приехать.
- Но тебя же не усыновили? – спросил Руслан у Казачка.
- Усыновляли, - неохотно ответил Казачок, - Только вернули. Я не помню, маленький был.
- Если б мы знали, что вернули, если бы кто-то нам сказал, мы бы тебя забрали, выкрали бы, - Злата прижала руки к груди, - Нехорошо это, когда цыган в приюте растет. У тебя есть семья, большая. И этот дом – твой. Хочешь – живи, хочешь – продавай. Хороший дом.
- Да нет, живите, - сказал Казачок, - Куда ж вы пойдете? А где сейчас эта Рузанна?
- Она снова замуж вышла, сейчас в Ростове живет. У тебя две сестры и два брата есть. Поедешь к ним? Или я ей напишу, и они все сюда сами приедут, очень обрадуются.
- Не надо, - сказал Казачок, - Я их даже не знаю.
Злата накормила нас сахарными булочками, насыпала конфет в дорогу, крикнула вслед:
- Зайдите в соседнюю деревню, Малашиху, спросите Любу, мать Алмаза, она очень обрадуется! Просто спросите Любу, ее там все знают.
- Пойдем? – спросила я Казачка.
- Нафига? – отмахнулся он, - Поехали домой.
Мимо нас стрелой пробежала маленькая девчушка в длинной юбке и большом тулупе, явно с чужого плеча. Она припустила по дороге, сверкая подошвами ботинок. Мы проводили ее взглядами.
- Тебе не интересно познакомиться с бабушкой? – спросила я у Казачка.
- Не очень. Там чужая семья. Я даже на их языке ничего не понимаю.
Мы вернулись к остановке и стали ждать обратный автобус. Но вместо автобуса прискакал молодой мужчина на лошади и, спрыгнув, стал быстро и пылко что-то говорить Казачку на цыганском, а потом обнял его и расцеловал в щеки.
- Он не понимает Вас, - сказала Марина, - Он не говорит на вашем языке.
- А я думал, что ты злишься на меня, - рассмеялся мужчина, - Я Алмаз, твоей даде. Отец. Хорошо, что ты приехал, поехали в дом моей матери, она будет очень рада.
- Мне надо уезжать, - сказал Казачок, - Но я потом еще приеду.
- Ты меня обманываешь, - сказал Алмаз, - Ты не приедешь. Кто из них твоя жена?
Он показал на нас с Мариной.
- Никто. Рано мне еще жениться, - ответил Казачок.
Алмаз рассмеялся.
- Ты же цыган! У меня в твоем возрасте уже был сын.
- Это я понял. А еще дети есть?
- Да, две дочки, Рада и Земфира. Они не от меня, от прошлого мужа моей Сабинки, но он помер, так что, теперь мои. Умные, как черти. Рада до сих пор в школу ходит, даже уже в седьмой класс. Говорит, пока девять классов не закончит, замуж не пойдет. А к нам уже два раза сватов присылали. Земфира в шестом учится. Ты к нам приезжай, мне одному непросто. Мать одна осталась – отец помер, тетя твоя с табором ушла, а дядя сидит. Мне на два дома надо и сена запасти, и подлатать кой-чего к зиме. Ты бы приехал, помог. Я, знаешь, какую баню отстроил! И место у нас есть! Приезжай и живи, хоть один, хоть с женой. Со временем дом тебе построим рядом. Разве плохо?