- Марка, не надо. Не лезьте в это, - прошу я.
Она вздыхает. Жалеет, что не удержалась и рассказала мне. Она надеялась получить поддержку, но я не могу поддержать это самоубийство.
- Только, пожалуйста, не говори Соне, что я тебе про это рассказала, - просит Марка, - Я обещала, что не буду, но мне надо было с кем-то поделиться. И Поэту, тем более, не говори. Ты же знаешь, как он ко всему этому относится. Обещаешь?
- Обещаю, - говорю я, - Но подумай еще раз. Не поздно передумать.
- Хорошо. Я подумаю, - отвечает она. Но я знаю, что она уже все решила.
Больше мы об этом не говорим. Понятно, что они полезут, куда не надо. И погорят. Если их не убьют прямо там, то в итоге посадят за тех ментов, которых прокурор поставит охранять живой товар. Скажут, что это была спецоперация по взятию притона, и девки напали на мусоров.
Я постоянно думаю об этом, но ничего не говорю ни Соне, ни Руслану, потому что обещал Марке. Стараюсь быть к Соне поближе, на случай, если она сама захочет рассказать. Но она не говорит, только постоянно целует меня, и мы все время занимаемся сексом, даже на кухонном столе. Без презерватива – она не против, а я – тем более. Если она хочет ребенка, я буду только рад.
Через неделю Соня и Марка уезжают. Просто говорят, что по делам.
- Ты знаешь, куда они уехали? – спрашивает Поэт.
Я не хочу ему врать, но ведь Марина просила не говорить.
- Не далеко, - говорю я, - Скоро вернутся. Они мне подробностей не сообщали.
- Сейчас все не так, как раньше. Что-то не то. Точно знаю, что они тренировались в стрельбе. Я спросил у Сони, зачем, и она сказала, что просто так, для развлечения. Ты в это веришь?
- Нет, - отвечаю я, - Но мы все равно ничего не узнаем, так что, не о чем говорить.
- Ты что-то знаешь, - говорит он и смотрит мне прямо в глаза, - Скажи, что именно.
Я пожимаю плечами и коротко целую его в губы, потом еще раз. Обычно это помогает, но не сегодня. Он прекращает поцелуи и жестко требует:
- Рассказывай.
И я рассказываю, потому что мне трудно держать это в себе. И потому что уже все равно ничего не изменить.
- Вот черт, - говорит Поэт, - Ты представляешь себе, что с ними сделают, когда раскроют? Если еще не раскрыли. Как ты вообще это допустил?
- А что я мог сделать?
- Мы могли просто не выпускать их из дома, и плевать, что они бы разозлились. Зато остались бы живы. Поехали к Фуфелу, он знает, где это.
Мы едем к Фуфелу, он принимает нас неохотно.
- И что вы собираетесь делать? – спрашивает он, - Поедете туда и попросите Мухтара отпустить Лисичку и Марку?
- Просто скажите, где это, - просит Поэт, - Чтобы мы знали.
- На двадцать восьмом километре по пятидесятой трассе фуры стоят. Но вы туда не подберетесь, там серьезная охрана. Снаружи их не взять.
- А вам какой во всем этом интерес? – спрашивает Поэт.
- Мне Мухтара убрать надо, - спокойно отвечает Фуфел, - Он держит пятидесятую трассу и гнет конские тарифы. Но даже не в этом дело. Я Кучерявую слишком близко подпустил, и она меня крепко за яйца держит, а мне ее ухватить не за что, чтобы самому не погореть. Так что, отказать ей в такой пустяковой просьбе я не мог. Если ее там уроют – не сильно расстроюсь.
- Она же Ваша племянница, - говорю я.
- И что? Я ей ничего плохого не сделал, наоборот, выполнил все ее просьбы. А итог меня любой устроит.
Мы возвращаемся домой, потому что мы не поможем девчонками, если поедем на двадцать восьмой километр. Наоборот, спалим контору и сделаем только хуже. Сидим, пьем свое пиво. Поэт, вроде, успокаивается, лезет ко мне с поцелуями. Я сначала дергаюсь, потому что не время сейчас, а потом сдаюсь.
- Ладно, иди сюда, - притягиваю его к себе и жестко целую, стягиваю с него футболку.
- Наконец-то, - он зарывается лицом в мои волосы и целует меня в макушку. Я тяну за резинку его спортивных штанов.
Он просит повторить тот фокус с пальцем. Без проблем, мне не трудно. Я трахаю пальцем его зад и одновременно языком – его рот. Потом беру в рот его член.
- Вставь второй, - просит он.
Я добавляю крем и делаю, как он просит. Чувствую, как его мышцы растягиваются и специально чуть развожу пальцы. Черт, это так круто.
- Еще, - говорит он.
- Не больно? – спрашиваю я.
- Я скажу «капуста», если что-то пойдет не так, - обещает он, и я добавляю третий палец.
- О, боже, Казачок, - он выгибается, - Пожалуйста. Ты знаешь, чего я хочу.
- Перевернись, - говорю я, и мой голос дрожит.
С моего члена капает смазка, и я размазываю ее по головке, а потом надеваю презерватив и сильно смазываю его кремом сверху. Поэт переворачивается и встает на колени. Я протягиваю руку к его члену и сжимаю его, медленно двигаю, а сам прижимаю головку к его входу и чуть-чуть давлю. Я хочу этого до безумия. И в этот момент кончаю.
- Вот черт.
Я страшно зол на себя. Поэт переворачивается и смотрит одновременно разочаровано и насмешливо.
- Ну, прости, - говорю я.
Он смотрит на меня и лениво дрочит себе.
- Ты такой красивый, - говорит он.
Я наклоняюсь к его члену, убираю его руку и сосу, пока он не выстреливает спермой мне в рот. Люблю этот вкус. Нет в этом ничего противного, что бы Марка ни говорила. Какое-то время мы лежим рядом, и я почти засыпаю. Поэт встает и одевается.
- Ты куда? – спрашиваю я.
- Ты спи, а я схожу еще пива куплю, - говорит он.
- Ладно.
- Можешь мне пообещать одну вещь, Казачок? – спрашивает он очень серьезно.
- Какую?
- Запомни, на чем мы остановились, а когда я вернусь, доведи дело до конца.
- Без проблем, - улыбаюсь я.
- Обещаешь?
- Клянусь.
И он уходит, а я засыпаю.
Поэт
К сожалению, на этом история моей жизни закончена. Я знаю, где у нас управление ФСБ. Еду прямиком туда и требую вызвать самого главного начальника.
- По какому вы вопросу? – спрашивает молодой паренек в форме.
- По маргиналкам, - отвечаю я, - Хочу сделать официальное признание. Но мне нужен только ваш самый главный полковник.
Я не уверен, что самый главный полковник приедет из дома прямо сейчас, но больше ни с кем говорить не намерен. К счастью, он еще на работе, соглашается меня принять.
- Только быстро, - говорит он, - И по делу.
- Мухтара знаете? – спрашиваю я, - Сутенер.
- Не мой профиль, - он пожимает плечами, - Это тебе в милицию.
- Не, там серьезное дело при участии областного прокурора.
- Уже интересней. Рассказывай.
Я рассказываю про фуры и про маргиналок, которые пробрались туда с автоматами, чтобы спасти пленниц. Но не говорю пока, где они стоят. Хотя, надо полагать, ФСБ это вычислит при желании.
- Идиотки, - говорит полковник, - Попробуем их накрыть, чтобы без жертв. Где они, знаешь?
- Знаю, - говорю я, - А если вы их спасете, вы на них дело не заведете?
- Дела уже заведены. Погибли люди. Лично я к этим дурочкам отношусь даже с некоторой симпатией, они отважные психопатки. Но сидеть им придется долго.
- А могу я взять всю вину на себя? – спрашиваю я, - Ну, по тем эпизодам, где кто-то помер? Бордель у вокзала, тот типец, который повесился, когда его опозорили на весь город…
- Убитые клиенты проституток, по которым никто не признался, - продолжает полковник.
- Не, это не маргиналки, - возражаю я.
- Я знаю. Но если хочешь со мной сделку – берешь на себя все висяки, связанные с их делом.
- А меня в психушку не отправят? Слышал, что там хуже, чем на зоне.
- Не отправят. Но дадут много. Возможно, пожизненное.
- А взамен вы отпустите всех девушек?
- При условии, что они уедут из моего региона. Мне на пенсию через год. Если раскрою дело маргиналок, то уйду с почетом. Никому про девушек не расскажу, но и тебе всю жизнь придется молчать. В принципе, красиво получится, и уложится в схему. Женщины не совершают расчетливых групповых убийств, и маргиналки – просто мелкие хулиганки. А вот маньяк, копирующий их почерк, но с более тяжелыми последствиями – это интересно и правдоподобно.