Я повернулся и увидел, что она улыбается. Я тоже улыбнулся.
- Давай так, - сказал я, - Для начала, ты прекратишь меня позорить и просить Тихона или еще кого-нибудь поговорить со мной. Сейчас тебе снова беременеть пока рано. Вот исполнится Марке года два, тогда и подумаем о втором ребенке. Договорились?
- И ты эти два года будешь вообще без женщины?
- От этого не умирают.
- Может, и умирают.
- Вот и проверим.
- Ты обещаешь, что если я не буду приставать к тебе с этим год и еще полгода, ты сделаешь мне ребенка?
- Если за это время ты ни в кого не влюбишься, и не сбежишь с ним, - кивнул я.
- Я уже влюбилась, - серьезно сказала Лилитка, - И могу подождать год и еще полгода.
И она напомнила мне об обещании. Напоминала три месяца до второго дня рождения Марки, каждый день шептала на ухо «осталось восемьдесят семь дней», «осталось восемьдесят шесть дней», «осталось десять дней». И меня это ожидание заводило так, что за неделю я не выдержал, лег не на пол, как обычно, а в постель к Лилитке, поцеловал ее и прижал к себе. Она тихо вздохнула и ответила на поцелуй, пустила мой язык в свой рот. Я стащил с нее ночную сорочку и тихонько сжал ее соски, прошелся языком по животу вниз от пупка.
- С ума сошел? – прошептала она, - Нельзя, скверна.
Точно. Женщина ниже пояса нечиста, нельзя ее там целовать. Зато можно целовать шею, можно облизнуть мочку уха, можно пальцами левой руки легко прикоснуться к клитору несколько раз, так, что она выгнется и зашипит.
- Если хочешь, подождем еще неделю, - предложил я.
- Дило, - сказала она, - Иди сюда.
Я не стал обращать внимания на то, что она обозвала меня дураком. Не до того было.
Через год Лилитка родила прекрасного мальчика, и мы вернулись домой, к Алмазу и Сабинке. И Рада, и Земфира уже обе были замужем. Рада жила отдельно, а Земфира с мужем пока заняли дальнюю комнату. Мы с Лилиткой поселились в новой пристройке. История нашего с ней брака уже как-то забылась, нам все были очень рады, родители Лилитки надарили внукам много разных вещей, Алмаз и Сабинка тоже не отставали.
- Как там Рузанна? – тихо спросил меня Алмаз.
- Хорошо, - так же тихо ответил я, - Тебе привет. Сказала, что если б ты тогда с Магдой не загулял, она бы от тебя не ушла.
- Знаю. Сто раз прощенья просил – не простила. Гордая она. Зато Тихон от нее не гуляет, знает, как она поступает. Научился на моем опыте. Ну, да что теперь-то…
- О Рузанне шепчитесь? – грозно спросила Сабинка, - Алмаз, развратник старый, сына бы постыдился! Шандор, как сына-то назвал?
- Лилитка должна назвать, - ответил я, - А она пока не придумала. В метрике записано Дмитрий, можно так и звать.
- Да ну, ерунда какая-то, - возмутилась Сабинка, - Мало ли, что у кого записано. У меня вон записано, что я Луиза, но меня же так не зовут.
- Я его уже назвала, - сказала Лилитка, - Лачо. Так его и называю.
- Я думал, ты его просто так зовешь, ласково.
- Ну, да, так и зову, как назвала. Ласково.
Мы с Лилиткой жили хорошо, она поправилась, округлилась, и меня все перестали дразнить за то, что у меня худая жена. Через год у нас появилась еще одна девочка, но не Лилитка ее родила, а Сабинка нашла в городе. Маленький голый младенец попискивал в картонной коробке в мусорке, а Сабинка заметила.
- Я, главное, сначала ковер увидела. Красивый такой, зеленый. Кто, думаю, хороший ковер выбросил? Подхожу – а у него дырка посередине. И вдруг слышу – кряхтит кто-то. Наклонилась посмотреть – вот она. Как инопланетянин.
Девочка была совсем крохотная, с тонкими ручками и ножками, с прозрачной красноватой кожей, она не могла даже кричать, только тихонько скулила и кряхтела.
- Ее надо к врачу, - сказал я, - Она больная какая-то.
- Сначала зарегистрировать, - сказал Алмаз, - А то у нас ее заберут, как тебя тогда.
Мы завернули младенца в пеленку и одеяло и отнесли в загс. Сказали, что Лилитка дома родила, и нам спокойно выдали метрику. И я сразу повез девочку в больницу.
- Где мать? – строго спросил врач.
- Не смогла приехать, - ответил я, - За другими детьми смотрит.
Лилитка не поехала, чтобы ее не стали осматривать и не поняли, что она не рожала.
- Вчера родила? Ее надо осмотреть.
- Она была у врача, все хорошо. А вот с ребенком не очень.
- Младенец недоношенный, вряд ли выживет, - покачал головой врач, - А если выживет, будет больная всю жизнь. И, похоже, слепая. Разве можно дома рожать? Это безответственно.
- Не успели в роддом, - сказал я, - Вы можете помочь?
Мне разрешили остаться с девочкой, и я проторчал с ней в больнице три месяца. Дела были плохи, но не слишком. Видела она плохо, но что-то видела. Спина была слабая, что-то с ногами. Но обещали, что жить будет.
- Ходить вряд ли сможет, - сказал наш врач после какого-то консилиума, - Или надо будет очень много усилий приложить. Лучше, конечно, вам в город переехать. Нужен массаж постоянный, и лечебные занятия, и плавание. А еще лучше определить в специальное учреждение, вряд ли сами вытяните.
Но сдавать ребенка мы отказались.
- Еще чего! – возмутилась Сабинка, - Можно подумать, ее там лечить будут и заниматься с ней. Закроют в комнате с другими такими, и будет она там лежать, пока не помрет. А здесь ей хорошо. Подумаешь – не будет ходить и видеть. В коляске отвезем на речку, посадим на травку, и пусть радуется.
Назвали мы новую дочку Малка. Я каждый день возил ее на массаж и на плавание. Малка не любила массажи, постоянно плакала, но я уговаривал ее потерпеть, чтобы спинка и ножки окрепли. Но результат был не очень хороший. Да еще и Лилитка стала чудить. То загуляет допоздна, то совсем ночевать не придет.
- Заскучала девка, - вздохнула Сабинка, когда Лилитка не появилась и на третий день, - Шандор, ты бы ей больше внимания уделял.
Лилитка пришла смущенная и начала что-то объяснять про то, что осталась без денег да не туда свернула.
- Идем, поговорим, - позвал я.
- Не покалечь, - сказал Алмаз.
Едва мы зашли к себе, Лилитка бухнулась на колени.
- Прости меня, прости, не убивай, - причитала она, - Я тебе письмо принесла.
Она и в самом деле протянула конверт. Открытый.
- А зачем открыла?
- Не я открыла, мне его Сабинка отдала. Сказала, что приходила гаджи[10] и спрашивала о тебе, пока мы в Ростове были. А письмо еще до этого пришло. Я сразу поняла, что ты, как только про это узнаешь, меня бросишь и к ней поедешь. Эти три дня я табор караулила, хочу с ними уйти. Не могу же я к родителям вернуться, раз муж меня разлюбил.
Я вытащил из конверта фотографию. На ней был красивый светлый коттедж за кованным забором. На обороте было написано:
«Я купила дом. Для меня одной он слишком большой. Хватит уже, приезжай. Твоя Марка».
На конверте был обратный адрес.
- А с детьми что? – спросил я, - Я без них не уеду, лучше с тобой останусь.
- Не надо со мной из-за детей оставаться, - разозлилась Лилитка, - Забирай. Ты хороший отец. Муж плохой, а отец хороший. Я приеду их навестить.
- Хорошо, - согласился я, - Будешь с табором проходить по Красноярску – заходи.
- Позаботься о моих детях.
Лилитка ушла в тот же вечер. Алмаз только вздохнул.
- Давно к этому шло, - сказал он, - Жену надо уметь удержать. А если даже не пытаться – она найдет другого.
- Пусть найдет, - сказал я, - Поеду в Красноярск, а в пристройку пусть Земфира с Антощем перебираются – ей рожать со дня на день, нужно будет больше места.
- Оставь мне Малку, - попросила Сабинка, - Я ее выращу.
- Ты не будешь ее в город возить на лечение, - возразил я, - А я хочу сделать все, что можно. Мы приедем в гости. И вы приезжайте.
Руслан
Когда Геннадьевич впервые попросил свиданку, я отказался. Не знаю я такого мужика – так и сказал вертухаю. Но человек не ушел и настоял на встрече. Оказалось, что он от Маринки, пришел передать, что все, кто меня интересует, живы, а я могу просить, что захочу, в разумных пределах. Общаться буду только с ним. Меня это устроило, и я заказал то, что обычно нужно, - сигареты, витамины, теплую одежду, продукты и прочее.