Их взгляды все сказали без слов. Она взяла с тумбочки плюшевого мишку, прижала к себе и поцеловала. Максим улыбнулся.
— А вдруг за дверью папа с берданкой? — пугающим голосом произнес он.
— Он у меня хороший. Я пошутила... — Марго ласково смотрела на него, и на ее щеках играли очаровательные ямочки.
Лишь влюбленным дано понимать друг друга так легко, читая во взгляде то, что не произнесено вслух. Каждый вздох, каждое движение в такие моменты становится настолько значимым, что их невозможно переоценить. Влюбленные готовы часами смотреть друг на друга, не видя и не замечая ничего вокруг, с каждой секундой чувствуя, как между ними зарождается и крепнет, становясь все явственнее и ощутимее, особая незримая связь. Весь мир тогда останавливается и замирает...
В прихожей у Марго щелкнула дверь.
— Маргарита, ты дома? — раздался из коридора женский голос, вернув их на землю.
— Да, мам! — громко ответила Марго. — Вы уже пришли? — И повернулась к Максиму: — Пока! Скоро увидимся. Ты очень хороший!
— Ты с кем разговариваешь? У тебя гости? — Мама уже открывала дверь в комнату дочери.
— Целую, — напоследок прошептала Марго.
— И я тебя! — успел сказать Максим, прежде чем она выключила монитор.
***
Сквозь сон он услышал, как где-то внизу у подъезда хлопнула дверца автомобиля. Летом выходившие во двор окна быть распахнуты настежь, чтобы ночной воздух из Серебряного Бора наполнял спальню свежестью. В субботу утром только шум отъезжавших на дачи машин нарушал драгоценную тишину; все же остальные, вынужденные оставаться в городе, отдыхали и старались эту тишину сохранить. Это была их возможность отоспаться за всю неделю.
Звук захлопнувшейся дверцы потревожил утренний сон Максима, но он сумел справиться с этим и подремал еще полчаса, после чего медленно и с наслаждением стал пробуждаться. Через раздвинутые шторы мягкие солнечные лучи забрались к нему на кровать, подкрались к плечам и стали ласково греть спину. Лежать не шевелясь было так приятно, что Максим растягивал удовольствие до тех пор, пока оставаться неподвижным стало невыносимо. Он знал, что сон безвозвратно ушел, поэтому перевернулся на спину и сладко потянулся. Затем расслабился, открыл глаза и мечтательно закинул руки за голову, по-прежнему не торопясь подниматься с кровати.
В такие дни самое большое удовольствие заключалось в том, что тебя никто не беспокоил, не ворочался рядом и не мешал наслаждаться сладкими минутами «послесонья». Так было всегда — до недавнего времени. Но неожиданно все изменилось. После того, как в его жизни появилась Марго, он уже не находил ничего замечательного в том, что живет один. Почему-то это перестало доставлять ему удовольствие — наоборот, Максиму совсем не хотелось просыпаться в этой огромной кровати одному.
Он протянул руку к тумбочке, нащупал мобильный телефон и посмотрел на время, после чего еще раз сладко потянулся и решительно встал. С улицы в комнату полился колокольный звон. Рядом с домом на берегу Москвы-реки стояла церковь, и каждые выходные был слышен ни с чем не сравнимый переливчатый звон колоколов.
Позавтракав, Максим надел спортивные шорты, футболку и спустился вниз на парковку, где хранился велосипед. Настроение было превосходным. Он миновал охрану, помахал им и выехал из гаража. Повернув вниз по улице, он проехал под Живописным мостом и оказался в любимом Серебряном Бору.
Обычно Максим не составлял маршрут заранее — ехал по дорожке и поворачивал туда, куда вздумается. Он обгонял людей, прогуливающихся здесь и парами, и целыми семьями, а также шумные компании молодежи, торопившиеся первыми занять места у мангалов, которых никогда не хватало на всех. Серебряный Бор был местом отдыха людей самых разных возрастов и интересов. Кто-то просто прогуливался, кто-то, надев наушники, целеустремленно бегал по протоптанным дорожкам, а кто-то просто сидел на уютной лавочке под соснами и читал книгу. Встречались и такие же, как он, велосипедисты.
Максиму нравилось кататься по Серебряному Бору. Скорость, с которой он мог перемещаться, позволяла смотреть на происходящее другими глазами, как бы со стороны наблюдателя. Он знал, что если бы гулял по парку пешком, то вряд ли изучил бы его так хорошо и полностью. Скорее всего, доходил бы до середины Бора, где лес становится глухим и недружелюбным, дорожки — безлюдными, а беседки — пустыми, где чувствуешь себя уже не слишком уютно, и, пожалуй, поворачивал бы обратно.