— Замечательная у тебя жена, — торопливо согласился Николай, облизнув нижнюю губу. — А с Лизкой-то что?
— С кем?
— С Лизкой…
— А-а-а, да. Пропадали мужики, пропадали. Однажды и Максимка выбрался с семьей к озеру, а потом бац и пропал. Нет его! Нигде! Наташка с Лизкой его обыскались. Наташа женщина мудрая, созвала всех, решили прочесать лес утром. Ночью разве что в болоте плавать можно с другими мертвецами. А Лизка не послушалась, из дома сбежала и давай батьку по всему лесу искать. Схватились ее поздно… Как сейчас помню — Наташка вся седая прибежала, слезами заливается. Беда, кричит, Лизка там…
Михалыч скорбно покачал головой и замолк. Видимо, решив, что для дальнейшей истории ему потребуется горючее, он налил себе еще сто грамм. Николай выжидал, затаив дыхание.
— А дело о как было: нашла Лизка батьку. Бежал он от дома Хозяйки, как ошпаренный. Видимо, опомнился от дурмана, обманул ее и сбежал. А она за ним! Страшная такая тварь… Вроде бы и человек, а вроде и мразь болотная, хер ее разберет… Ревет, рычит, деревья ломает и орет не своим голосом: «Вернись, Максим! Богами кляну, вернись или жалеть будешь!» Он бежит, чувствует, силы его покидают. Уже и с женой прощается, и с дочкой, а впереди Хозяйки Лизка как выскочит с охапкой можжевельника, да как влепит ей по хребту! Все Озёрки в ту ночь Хозяйкин вой слышали… У меня три коровы и лошадь от страха скопытилися.
С первым ударом Хозяйка завыла, со вторым обратилась в девку. Рыдала так жалобно, уползала и молила Лизку прекратить, а Лизка знай себе — гонит ее от отца подальше и проклятиями осыпает. И каждый удар Хозяйку шпарит, как огнем. Максимка смотрел на все это, поверить не мог. С Хозяйкой совладали! Говорил, хотел Лизку оттащить, да только не успел. Потребовала она уйти Хозяйку из Озёрок, оставить нас всех в покое, а та как взбесится, как изогнется. Переломила Лизке охапку можжевельника и обернулась обратно тварью безбожной. Дымится вся, кровью болотистой истекает и лапищей Лизку за глотку держит.
«Всю жизнь одна будешь, — рычит ей Хозяйка. — Ни друга, ни мужа, ни дитя не познаешь. Ни мать, ни отца более не увидишь. А коли встретишься со мной вновь — не миновать тебе смерти, падаль Орловская. Сгинешь в болотах, никто и не вспомнит. Таково мое слово».
Швырнула она Лизку через поляну и скрылась, бедняжка едва жива осталась. Долго в себя не приходила. За те два месяца Максимка душу Богу отдал. Сердце не выдержало. Одна Наташа осталась и то на нервах слепнуть стала. Сейчас уж совсем незрячая. Замкнулась в себе, ни с кем говорить не хочет, только и бормочет «Бедная моя Лизонька…». Свихнулась баба под старость лет. Такая вот чертовщина, Колька. Кто услышит не поверит, но когда живешь с этой дрянью под боком и выбраться из Озёрок не можешь, — не пускает, овца! Всех впускает, но не выпустит! — сам когда-нибудь поймешь… Надеюсь, Хозяйка будет к тебе благосклонна.
«Знал бы ты, что она меня во сне сожрала…» — страдальчески протянул Николай и вздрогнул от воспоминаний.
— Брешешь, — неожиданно для самого себя выдал Слепцов.
— Никак нет, правду говорю! От те крест! — Михалыч перекрестился. — Было это! — он оглянулся вокруг, словно их разговор могли подслушать, и подался вперед, непривычно тихо зашептав: — Говорят, на Хозяйке до сих пор следы от можжевельника остались. Только ты не проверяй. Кто с Хозяйкой в койку ляжет, тот с ума сойдет на утро. Оно те надо? Давай еще по одной…
Внутренний скептик Николая прекратил докапываться до бедного Михалыча после третьей стопки. Разговоры о науке, неведомой пьянице, и других законах этого мира, которые ну никак не позволяют человеку обращаться в чудовище и обратно, отпали само собой. В заплывшем мозгу Слепцова промелькнула мысль, что если история имела место быть, то понятно, почему Лиза так обидчиво отреагировала на его насмешки. Ведь даже Михалыч отнесся с пониманием к недоверию и просто пожимал плечами, когда не мог обойти логику и науку. «Так оно и было, от те крест!» — повторял он и крестился раз за разом, но намека на обиду Николай не заметил.