Социальные различия в том возрасте не влияли на дружбу шести мальчиков, да и не так они были велики, эти различия. Отец Вани Федорченко был мелким служащим городской управы; мать Жукова имела какое-то отношение к искусству и жила на свои сбережения; отец Пети Славкина владел сапожной мастерской; отец Вани Кутырина жил где-то далеко в Сибири и посылал семье ежемесячно небольшую сумму; отец Сережи Павлушкова был лавочник; родители Леши Талакина — рабочие.
Несмотря на значительные различия в программах учебных заведений, все ребята в этом возрасте знакомились с былинами о богатырях и витязях русской земли. Конечно, богатыри становились их героями. Поэтому и случайный союз шести мальчиков скоро стал называться «славной дружинушкой хороброю». Ильей Муромцем стал признанный вожак и первый силач дружины Володя Жуков. На звание Добрыни Никитича претендовали сразу трое, и поскольку даже в дружине юных богатырей больше одного Добрыни иметь не положено, им стал Петя Славкин, а другие претенденты получили звания по собственному выбору: Ваня Кутырин стал Святогором (тоже неплохой богатырь!), а Сережа Павлушков — несколько сомнительным Васькой Буслаевым. Звание Алеши Поповича, мужа не столь сильного, сколь разумного, со вздохом принял Ваня Федорченко. Леше остались на выбор Соловей-разбойник и Микула Селянинович. Поскольку Соловей был героем отрицательным и его скрутил Илья Муромец, постольку Леша Талакин стал Микулой. А Идолищем поганым прозвали главного и самого упорного врага — Митьку, ученика сапожника Семена Палыча.
Ах, этот Митька! Иногда он действительно вырывал победу из рук богатырской дружины; когда Илья Муромец, разметав врагов, открывал путь соратникам, откуда-то с фланга налетал Идолище и обращал в бегство всю дружину. При этом Идолище оскорбительно хохотал и хвастался, что рабочая рука сметет захребетников. Откуда он только слова такие брал? Да он-то какой рабочий? Рабочий — это который на заводе, на фабрике. Вот, например, родители Леши Талакина были настоящими фабричными, ничего не скажешь: отец работал в литографии Мещерина, мать — на чулочной фабрике. Это рабочие, да. А Митька?
Коренное население Марьиной рощи, занятое своими ремесленными делами и домашними заботами, не очень любопытствовало насчет событий, происходивших в далеком мире. Газеты мало кто читал, новости больше доходили в устной передаче. Все, что не задевало непосредственно быта ремесленников, считалось пустяком, не стоящим внимания. Даже такое событие, как начало войны с Японией, первое время здесь считали чем-то случайным, незначительным. Война происходила где-то далеко, из-за чего — непонятно, с кем — тоже не очень ясно. Хвастливые лубочные картинки, развешанные в трактирах, еще больше укрепляли убеждение, что война с маленькими желтыми человечками — дело легкое и короткое. Еще бы! Вон нарисован русский богатырь, перед которым пасует смешной человечек в странной форме:
Но когда начались призывы запасных, пока еще первого разряда, пошло несколько человек из Марьиной рощи. В косматых сибирских папахах они покрасовались и погуляли два дня, грозя расшибить в пух всех врагов, но при отходе воинского эшелона рыдали навзрыд под стонущие звуки гармоники. Уехали и вестей не слали.
Савка Кашкин не состоял в числе почетных гостей «Уюта», но, будучи как бы соратником молодых лет Петра Шубина, занимал все-таки особое положение. Недавние посетители удивлялись, почему этот довольно мрачного вида мастеровой так запросто занимает место среди «чистой» публики. Старые посетители знали, что когда-то Савка служил здесь в мальчиках. Но, по их мнению, ни прошлое, ни настоящее не давало ему права держаться так гордо и независимо среди зажиточных хозяев. Немало Кашкиных жило в Марьиной роще, обширен был род ремесленников… И опять же тут нечем гордиться, а лучше бы вежливо поклониться самостоятельному, крепкому хозяину. Петр поеживался, когда заходил Савка, испытывая щекотливое раздвоение чувств. Впрочем, Савка не часто смущал! его своими посещениями, в разговоры обычно не ввязывался. А тут…
В этот день все шло своим заведенным порядком, трактир был, как всегда, полон, когда явился Савка и нашел местечко у окна.
Тут толстый Мякишин и скажи громче, чем надо:
— Вот и забастовщик пожаловал…