Черт его знает, что это Беляеву взбрело назначить свидание в этом идиотском кафе? Помещение узкое, тесно, дымно, спекулянты галдят; кроме того, всей Москве известно, что среди кельнерш кафе Сиу на Кузнецком нет ни одной приличной мордочки.
Володя Жуков не грешит скромностью, но этот нахал Беляев положительно подавляет своим авторитетом. И вот по его милости Володя скучает в кафе и слушает, как волнуются спекулянты:
— Господа, господа, вы недооцениваете…
— А вы переоцениваете, вы оптимист, каких мало…
— Но позвольте, вот же черным по белому напечатано, что сказал Рябушинский на съезде промышленников… Слушайте.
— Да слышали уже, читали…
— Послушайте еще раз: «Костлявая рука голода, народная нищета схватит за горло лжедрузей народа — демократические советы и комитеты». И дальше: «Пусть развернется во всю ширь стойкая натура купеческая. Люди торговые, надо спасать землю русскую!»
— Прямо Кузьма Минин!
— Не смейтесь, пожалуйста, Пожарский недалеко… А Бубликов так прямо и сказал: «Скоро конец всему, что в народе колобродит, конец молодой гульбе». Уж он-то знает!
— Да все это известно. Вы лучше скажите, какие выводы: покупать или продавать? Этот вопрос для нас поважнее всего.
— Вы грубо упрощаете…
— Нет, это вы усложняете…
Наконец-то! С Беляевым — высокий, стройный мужчина. Недурен, очень недурен собой. Такой цвет лица бывает у скандинавов. По-видимому, швед. Интересно, что нужно шведу за его деньги?
— Знакомьтесь, — говорит Беляев. — Жуков… Смит.
— Андрей Генрихович Смит, — уточняет иностранец на чистейшем русском языке.
Значит, англичанин, а, впрочем, неважно. Сели.
— Вы живете в Марьиной роще? — спрашивает иностранец.
— Да… то есть не совсем… Я там родился…
— Так что же: живете или нет?
Володя пунцово краснеет:
— Живу.
— Очень хорошо. Господин Беляев говорил вам о деле?
— В самых общих чертах.
— Нет, позволь, — перебивает Беляев, — ты же знаешь, что господин Смит хочет повидать одного человека, который не желает или не имеет времени его навестить. Наша задача — убедить упрямца и доставить на свидание с господином Смитом.
— Именно, — подтверждает иностранец. — Вы знаете за линией дом Федотова? Это сразу за мостом. Там у Федотова мастерская, он делает чемоданы. Я говорю про старшего брата…
— Я знаю всех троих и отца.
— Прекрасно. Как вы думаете удобнее проехать к их дому, не привлекая излишнего внимания? Через мост не следует, через Останкино можно, но далеко.
— Можно через Старое шоссе, Седьмым проездом.
— Хорошо, вы знаете людей и место. А где же третий офицер, господин Беляев?
— Третьим будет шофер.
— Но мы договаривались: три офицера плюс шофер.
— Вы, кажется, сомневаетесь, дорогой господин Смит? Вы плохо знаете русских офицеров.
Иностранец тонко улыбнулся:
— О нет, я хорошо знаю русских офицеров, — встал, прикоснулся к шляпе и упругой походкой пошел к выходу.
— Кто это? — заинтересованно спросил Володя.
— Ты же слышал: Смит.
— Он такой же Смит, как я китайский богдыхан.
— А нам какое дело? Платит хорошо, пусть называется по своему вкусу. Смит, так Смит.
— Позволь, мне не все ясно. Ну, привезем мы ему человека, а обратно?
— Не наша забота. Мы договариваемся только привезти.
— Откуда везти и когда?
— Он скажет. Да ты волнуешься как будто?
— Не люблю покупать кота в мешке.
— Во-первых, покупаешь не ты, покупают тебя. А во-вторых, пари во бьен ла месс, — как говаривал мой незабвенный друг Анри Катр.
— Анри-то Анри, а денег не вижу.
— Могу выдать часть вперед. Вот твоя доля.
— Маловато.
— Мне же еще автомобиль с верным шофером искать. Ты не огорчайся, что денег пока мало: лиха беда начало. Деньги будут, ручаюсь тебе.
Деньги давно прокучены, — эти красотки кабаре чертовски дорого обходятся! — а от Беляева никакого сигнала не поступало. А деньги — презренные бумажки с одноглавым орлом! — нужны до зарезу. Мамаша совсем не хочет думать о средствах, ей вскружили голову выступления в разных аристократических лазаретах; ей там хлопают, говорят лестные вещи, а денег не платят. До того дошло, что Володе приходится давать деньги на хозяйство. Хороша мамаша! Ребенок надрывается на службе… Впрочем, правду сказать, не очень надрывается. Формированием разных актерских бригад завладел сам Николай Иванович, часами ведет переговоры с забавными мордашками в своем кабинете, а на долю адъютантов остаются потрепанные, видавшие виды гранд-дамы, престарелые субретки и комические старухи. Уткин блаженствует среди льстецов-актеров и без конца повторяет экспромт одного режиссера. На актерском собрании оратор призывал возродить древнее народное вече. Гутман ответил ему экспромтом: