Общество активно поддерживало американских инсургентов; великий Бомарше, уже автор «Севильского цирюльника», но еще не написавший «Женитьбу Фигаро», организовал поставку оружия в Америку. Верженн, сторонник традиционной антианглийской политики (в этом он следовал в фарватере Шуазеля), убеждал короля подписать договор с Франклином и тем самым официально признать новое государство и начать войну с Англией. Король долго колебался: можно ли поддерживать еретиков-протестантов, отвергающих власть монарха? И все же он сдался. Но Верженн ли уговорил его, или же недоверчивый и нерешительный монарх попросту проникся симпатией к Франклину, ученому и дипломату, обладавшему поистине энциклопедическими знаниями? Франклин не стеснялся появляться на публике без парика, в меховой шапке и скромном костюме любимого королем коричневого цвета. Чем не фермер с Дикого Запада? Но после кузнечных и слесарных работ, с руками, черными от железной пыли, Людовик тоже мало напоминал короля. «Король выглядел почти как деревенский фермер, этакий неотесанный и крепкий парень двадцати пяти лет», — писал современник. Так что, возможно, коричневый сюртук Франклина сыграл не последнюю роль в получении согласия короля на подписание договора с Соединенными Штатами. Заключив 6 февраля 1778 года наступательно-оборонительный союз с молодым заокеанским государством, Франция одновременно вступила в противоборство с Англией. Испания, связанная с Францией узами Семейного пакта, попыталась поторговаться с Англией, пообещав нейтралитет, если ей отдадут Гибралтар. Англичане на уступки не пошли, и Испания также объявила Англии войну.
Помощь Америке потребовала новых расходов (именно поэтому Тюрго был против союза с инсургентами), которые обычно компенсировали за счет новых налогообложений. Неккер же пошел по пути режима экономии: сократил четыреста шесть должностей в королевском доме, сократил министерский бюджет, реорганизовал откупа, упорядочил сбор налогов и между 1777 и 1781 годами выпустил семь займов, получив для казны 560 миллионов ливров. Королева подчинялась необходимости, однако не могла понять, почему, если у нее не будет мундшенка, а у короля на кухне останется один повар, Франция будет счастлива; в своем кружке она называла Неккера не иначе как «жалкий приказчик».
Договор с американцами подписали, и сколько бы ни жалел потом Людовик, обратного пути не было. А он наверняка жалел. Ведь даже английская конституционная монархия не вызывала у него симпатий; абсолютная власть короля происходила от Бога, и покушение на нее он искренне почитал святотатством. Возможно, подписывая договор, он слабо утешал себя тем, что протестанты — это еретики, для которых нет ничего святого. Вспомним: невзирая на просьбу Тюрго, поддержанную многими при дворе. Людовик отказался убрать из коронационной клятвы слова о преследовании еретиков. Поддержав американскую революцию и сделав тем самым важный шаг навстречу прогрессивной общественности своей страны, Людовик не собирался и далее идти на поводу у этой общественности. И когда в 1778 году в Париж прибыл 83-летний Вольтер, Людовик XVI — единственный из всех европейских монархов — категорически отказался принимать его. Ни Тюрго, ни Неккер, ни Франклин не могли сравниться по популярности с фернейским отшельником, певцом гражданских свобод и вольнолюбивых идей, будораживших сознание современников. Встречали Вольтера с невиданным доселе энтузиазмом; каждый день его пребывания в Париже становился днем его триумфа. Мария Антуанетта не могла оставить без внимания знаменитого человека, но даже ее уговоры не помогли: Людовик не только сам отказался встречаться с великим философом, но и запретил жене. Столь прекрасной возможностью противопоставить себя королю воспользовались принцы: они открыто принимали у себя Вольтера.