Александр непрестанно думал о разговоре с отцом, снова и снова мысленно перебирал аргументы и доводы. Посоветоваться было не с кем. Вово почти каждый день забегал, все время умолял его пересмотреть свое решение, и Цесаревич решил с ним больше эту тему не обсуждать. Никому же другому доверить было нельзя. Все могло до срока стать известным, и тогда жди волны сплетен, слухов, клеветы.
Приняв решение за себя, Александра смущало одно, но очень важное обстоятельство: позиция самой княжны. 17 мая записал: «Я каждый вечер молю горячо Бога, чтобы Он помог мне отказаться от престола и, если возможно, устроить счастье мое с милой Дусенькой. Меня мучит одно, это то, что я боюсь очень за М. Э., что когда наступит решительная минута, она откажется от меня, и тогда все пропало. Я непременно должен с ней переговорить об этом и как можно скорее, чтобы ее не застали врасплох. Хотя я уверен, что она готова за меня выйти замуж, но Бог один знает, что у нее на сердце, не хочу больше об этом». Но объясниться с княжной так и не удалось.
Роковой момент должен был наступить, и он наступил. Дни середины мая 1866 года в Царском Селе навсегда врезались в память Александра Александровича. Они принесли страшные душевные переживания, но привели, как признается позже, к «выздоровлению от тяжелого недуга».
18 мая Александр встал, как обычно, около 8-ми, пил кофе, затем занимался русской историей с С. М. Соловьевым. Потом был визит к родителям и прогулка. Затем занятия по государственному праву с К. П. Победоносцевым. Далее — урок музыки. Потом с Бакой Барятинским отправился прокатиться в Павловск. На обед в честь фрейлины Наденьки Бартеневой (1821–1902), к шести часам вечера, поехал в Боболово, где собралась небольшая компания «своих». Здесь была Саша Жуковская и Мари Мещерская. Обед был оживленным, много смеялись, танцевали и разъехались все довольные. Около 9 вечера Цесаревич вернулся к себе и сразу же узнал, что его вызывает отец.
Император поинтересовался, почему сын не пришел на обед к Мама и не уведомил о том, что уезжает к друзьям. Александр попросил прощения. Далее Александр II сообщал, что статья в газетах о нем и Мещерской, как теперь точно известно, перепечатана в Дании. Король Христиан забеспокоился и обратился с письмом к Царю, где спрашивал: правда ли это? Этот вопрос отец переадресовал сыну.
Вместо прямого ответа Александр стал говорить, что теперь никак не может ехать в Данию, так как ему совсем не хочется жениться. Император поинтересовался, что же все-таки ему мешает ехать в Данию: уж не любовь ли к Мещерской? Сын молчал, и Царь, очень спешивший, перенес беседу на следующий день, попросив сына все хорошо за это время обдумать.
Потом был вечер у Марии Александровны. Собралось все то же общество, в том числе и М. Э., рядом с которой Цесаревич не рискнул сесть. На клочке же бумаги написал ей короткую записку, где сообщил, что отказывается ехать в Данию. Мещерская тут же ответила, что он непременно должен ехать.
Александр Александрович считал, что на самом деле Мещерская рада такому решению, так как в душе желает стать его женой, но сказать об этом напрямую он так и не решился, потому что «она может испугаться и отказать». В эту ночь Александру плохо спалось, так как было «много тяжелых и неприятных впечатлений сегодняшнего дня».
Наступил следующий день. Стояла почти летняя погода. В Царском все цвело и благоухало. Цесаревич проснулся рано, на душе было безрадостно. После утреннего кофе — урок английского языка. Затем визит к родителям, после которого остался на доклад военного министра у Папа. Далее — прогулки, опять уроки. В 6 часов вечера — семейный обед. По окончании Александр уединился у себя и написал письмо Мещерской, где сообщил, что решил, во имя их любви, отказаться от Престола. Письмо запечатал и решил позже, после собрания у Мама, отправить.
Но вечером, около 9-ти, Император пригласил сына для объяснения. Александр теперь вполне определенно сказал, что не хочет ехать в Данию, так как чувствует, что не может любить Дагмар, потому что любит Мещерскую. Отец был удивлен и спросил, что же он предлагает написать в Копенгаген, что все наши переговоры ничего не стоят, а все, что опубликовано в газетах — правда?
Тогда Александр Александрович решился и заявил, что отказывается от Престола, «так как считает себя неспособным». Услыхав такое, Александр II — Самодержец Всероссийский, повелитель огромной державы, на какое-то время потерял дар речи. Уму непостижимо! Кто бы смел подумать, что дело зайдет так далеко! Бедный Мака, он просто сошел с ума! Ну, всегда при Дворе были всякие амурные истории, постоянно возникали любовные увлечения, но чтобы во имя них отказаться от Богом возложенной миссии, от святой обязанности, которая выше всех земных страстей! Такого еще не бывало.