Так я невольно выдал невыносимую муку, которая терзала меня с того памятного вечера, когда я узнал о предложении сеньора де M. Ничто не пугало меня так, как это предложение: ни мрачные предсказания доктора о болезни Марии, ни неизбежная разлука на несколько лет.
– Да как ты мог вообразить такое? – в изумлении спросила мама. – Она и видела твоего друга едва ли два раза. Да, именно так, один раз он был у нас несколько часов, а другой – мы ездили в гости к ним.
– Но, мама, много ли времени осталось, чтобы подтвердить или опровергнуть мои предположения? Мне кажется, лучше подождать.
– Ты неправ и раскаешься в этом. Мария лучше владеет собой, чем ты; из гордости и чувства долга она скрывает, как измучена твоим поведением. Я не верю своим ушам, твои слова меня поражают. А я-то хотела обрадовать тебя, передав, что сказал нам вчера на прощание доктор Майн!
– Расскажите, мама, расскажите, – взмолился я, вскочив с постели.
– К чему же теперь?
– Она не останется… не останется для меня навсегда только сестрой?
– Поздно же ты подумал об этом. Может ли мужчина, если он порядочный человек, поступать так, как ты? Нет, нет… мой сын так поступать не должен… Твоя сестра! И это ты говоришь тому, кто знает тебя лучше, чем ты сам! Твоя сестра! Да она любила тебя, еще когда я обоих вас укачивала на коленях! И ты только сейчас это понял? Сейчас, когда я пришла поговорить с тобой, испугавшись страданий, которые бедняжка тщетно старается скрыть от меня.
– Я не хочу навлекать на себя ваше осуждение. Скажите, что мне делать, как исправить все, чем вы недовольны?
– А вот как. Хочешь ли ты, чтобы я любила Марию не меньше, чем тебя?
– Да, сеньора. И ведь так оно и есть, не правда ли?
– Так было бы, даже если бы я не помнила, что у нее нет другой матери, кроме меня, не помнила заветов Саломона, который счел меня достойной своего доверия, Мария заслуживает моей любви и любит тебя. Доктор уверен, что у Марии не та болезнь, которой страдала Сара.
– Он так сказал?
– Да, и твой отец, успокоившись, сам пожелал, чтобы я тебе об этом сообщила.
– Значит, я снова могу относиться к ней так же, как раньше? – спросил я, не помня себя.
– Почти…
– О, она простит меня! Правда? И доктор сказал – никакой опасности нет? Необходимо, чтобы и Карлос знал об этом.
Мама, прежде чем ответить, посмотрела на меня с удивлением.
– Зачем же это скрывать? Мне остается еще сказать, что ты, по-моему, должен сделать до визита сеньоров де М., они собираются к нам завтра. Скажи сегодня Марии… Впрочем, как можешь ты объяснить ей свое отчуждение, не нарушая приказа отца? И даже если бы ты мог рассказать о его требовании, тебе не удалось бы оправдаться, ведь все глупости, которые ты натворил за последние дни, вызваны другой причиной, а о ней тебе не позволит заговорить гордость и чувство такта. Вот к чему все ото привело: придется мне объявить Марии истинные причины твоей печали.
– Но если вы это сделаете, если она узнает, как легко я поддался собственному воображению, что подумает она обо мне?
– Что бы ни подумала, еще хуже 'будет, если она сочтет тебя ветреником.
– Пожалуй, вы правы, но, умоляю, не рассказывайте ничего Марии о пашем разговоре. Я совершил ошибку, oт которой страдал, может быть, еще больше, чем она, и саза должен исправить ее; обещаю вам, что исправлю. Дайте мне еще два дня, и я все сделаю.
– Хорошо, – сказала мама и поднялась, собираясь уходить. – Ты куда-нибудь едешь сегодня?
– Да, мама.
– Куда же?
– Хочу отдать визит Эмигдио. Это никак нельзя откладывать, я вчера передал с управляющим его отца, чтобы он ждал меня сегодня к завтраку.
– Но вернешься не поздно?
– В четыре или в пять.
– Обедать будешь дома?
– Да, конечно. Теперь вы довольны мною?
– Еще бы, – улыбаясь, ответила мама. – Итак, до обеда. Передай сеньорам самые нежные приветы от меня и девочек.
Глава XVIII
Взгляни-ка в зеркало…
Я уже был готов к отъезду, когда в комнату ко мне вошла Эмма. Увидев мое веселое лицо, она удивилась.
– Куда это ты собираешься с такой радостью? – спросила она.
– Хорошо бы никуда не ездить! Но надо повидаться с Эмигдио, а то он на все лады корит меня за непостоянство, едва мы где-нибудь встретимся.
– Какая несправедливость! – со смехом воскликнула Эмма. – Это ты-то непостоянный!
– А над чем ты смеешься?…
– Над несправедливостью твоего друга. Бедняжка ты!
– Нет, нет. Ты смеешься над чем-то другим.
– Именно над этим, – отвечала она и, взяв на умывальнике гребень, подошла ко мне. – Давай-ка, я причешу тебя, ибо да будет вам известно, сеньор «Постоянство», у вашего друга прехорошенькая сестра. Жаль, – продолжала она, поправляя мне прическу своими изящными ручками, – что сеньорито Эфраин несколько побледнел за последние дни, барышни из Буги не представляют себе мужской красоты без румянца на щеках. Но если бы сестра Эмигдио знала…