И правда, только теперь, когда я, в принципе, почти не могу спать, милый друг, у меня есть роскошь не засыпать за длинными письмами и терпение их оканчивать.
Словом, я не слез с Габиния, пока он не пообещал мне весьма солидную должность префекта конницы.
Моя настойчивость ему явно понравилась. А напоследок мы немного посплетничали о Цицероне. Я сказал ему:
— Мне приятно было знать, что ты не водишь дружбы с Цицероном, значит я могу тебе доверять.
Габиний засмеялся.
— Цицерон скучен и склочен.
— Да, — сказал я. — Мой принцип никогда не иметь дела с его друзьями очень легко исполним, учитывая, что он ненавидит почти всех. И я благодарен тебе за то, что ты выгнал его из Рима.
Конечно, основная заслуга принадлежала Клодию, но я не упустил момента похвалить Габиния, обойдя стороной еще одного его недоброжелателя.
Габиний широко улыбнулся, и его масляные глазки засветились.
— Это было удовольствием. Что касается тебя, я слышал ты поссорился с Клодием Пульхром.
— Да, — ответил я. — Отчасти поэтому мне пришлось покинуть Рим.
— Уверяю тебя, после нашей с тобой поездки, ты сможешь вернуться без страха.
Но, о, я бы все отдал сейчас, чтобы на месте Габиния был Клодий с его неугомонной натурой и радостным энтузиазмом. Однако мы слишком самоуверенны, когда говорим, что выбираем себе друзей. Частенько их выбирают за нас обстоятельства.
А в общем и целом, милый друг, как я и писал тебе тогда, все устроилось хорошо. Ты, видимо, обиделся, что я не вернусь в Рим, и ответа я не получил, а затем мы отплыли в Сирию.
Как поразил меня древний, напоенный тысячелетиями скорби и крови, святой Восток, с его диковинными запахами, раскаленными песками, жирными мухами и роскошными золотыми дворцами под ярким синим небом.
Греция, в общем и целом, похожа на Рим, только лучше. Она как версия Рима для очень хороших мальчиков и девочек: климат мягче, люди добрее, еда вкуснее. Восток другой по самой своей природе, он весь золотой, он дикий и страстный, совершенно экстатический, люди там безумны по нашим меркам, изнежены и ожесточенны одновременно.
Восток — это вечность, место, где история замерла, будто змея в горячем песке. Восток был, когда нас не было, и Восток будет, когда нас не будет. Я пою песнь любви Востоку не потому, что я здесь умру. Я римлянин, и я предпочел бы умереть в Риме, но оттого моя искренность не становится меньше. Восток — моя земля любви, еще одно изощренное удовольствие, которое я успел испытать.
Многие жаловались на жару, на непонятных местных жителей, на мерзкий вкус воды, но не я. С первой секунды я полюбил диковинную архитектуру, огромное оранжевое солнце на синющем небе и даже причудливых насекомых, сопровождавших нас постоянно.
Только я всю поездку сохранял преувеличенную бодрость.
Что касается самого ремесла войны, сначала я подумал, что оно мне не под силу. Но вскоре понял, что на войне, как и в любви, главное смелость, чувство момента и умение вовремя позабыть о себе.
Странное дело, после роскошной жизни в кредит, к которой я себя приучил, лишения показались мне даже приятными. Я любил долгие переходы под палящим солнцем, грубую солдатскую еду, боль в заживающих ранах — все это стало для меня обратной стороной удовольствия, его реверсом, без которого невозможен аверс. Лишения и мучения сладки, потому что они придают вкус жизни, и тогда простой хлеб становится во рту изысканным яством.
Я хорошо ладил со своими солдатами, быстро запомнил многих, их имена и чаяния, кто хочет домой к жене, кто мечтает о кусочке землицы, кто спит и видит, как бы налиться вкусным еврейским вином по самые зрачки. Они оказались простые мальчишки, как ребята из Субуры, как парни из банд Клодия, и я испытывал к ним нежность и жалость, потому что они были — мой далекий дом, воспоминания о любимых друзьях, о любимых местах. Неприхотливые в жизни и в смерти молодые крестьяне или бедные городские жители, они с благодарностью смотрели на меня, потому что я был куда лучше их предыдущего начальника, мелочного зануды, по поводу и без велевшего младшим офицерам использовать виноградную палку для наказания неугодных.
Я ел со своими солдатами, пил со своими солдатами, мы делили вместе все радости и горести, и со временем мне совсем перестало быть интересно в компании Габиния и офицеров высшего ранга.
Во время долгих переходов я развлекал своих ребят историями или пошлыми рассуждениями.