Я знал, мне подсказывало какое-то странное, неведомое чутье, что таким лицо Цезаря не будет уже никогда.
И сколько ни пытались потом ваятели и художники, нет, они не могли воспроизвести того человека, который собирался перейти Рубикон.
Один мужик говорил мне, что в каждой жизни есть хотя бы минута, когда боги смотрят на человека с неусыпным вниманием и думают: а не равен ли он нам?
Звучит как богохульство, я понимаю.
Но, думаю, именно Рубикон стал для Цезаря таким моментом. Вечная смелость, которую не забудут в веках. Смелость и волюнтаризм, но почему бы и нет?
Вода была черной-черной, и иногда в ней мелькало что-то белое. Я думал, это рыба. Рыбьи брюшки. Вот о какой нелепости я размышлял, совершая едва ли не самый важный переход в истории.
Рыба или не рыба?
Наверное, все-таки рыба.
Нет, ты можешь себе представить? Это сейчас я осознаю, сколь многое изменилось (и, боюсь, я — лишь последнее препятствие на пути окончательной смены эпох), а тогда думал обо всяких мелочах. О моих близких, о рыбе, о луне, о том, как выглядит сейчас Цезарь, и вот бы ему художника, вспоминались какие-то смешные (именно смешные!) моменты из моего трибуната.
Река была такой холодной, оно и понятно. Из-под копыт моего коня летели брызги, они попадали мне на нос, совершенно ледяные, и заставляли чихать.
Курион, помню, отшатнулся от меня, наверное, мой резкий чих вырвал его из каких-то собственных мыслей. Я уверен, они были такими же простыми: о Фульвии, о сыне, а, может быть, он тоже видел этих бледных рыб в черной воде.
Вот так. А хочется написать, что я, великолепный Марк Антоний, размышлял о грядущей победе или хотя бы о славной смерти, о поражении, которое самого себя стоит.
Но нет, милый друг, перейти Рубикон было очень просто.
Наверное, я тебя совсем замучил, опять он занудный, правда?
Хотел бы я, Луций, чтобы и ты написал мне в ответ, какие мысли мучают тебя сейчас.
Ну да ладно, однажды я подробно расспрошу тебя обо всем, будем надеяться.
Будь здоров!
Марк Антоний, твой брат, который до сих пор вспоминает странных белых рыбин в Рубиконе, хотя, ха-ха, сколько воды утекло.
После написанного: А над Александрией сейчас полная луна. Очень красиво.
Послание двенадцатое: Медея и я
Марк Антоний, брату своему, Луцию, без надежды на то, что он все это прочитает.
И не только, милый друг, потому что ты мертв. Думаю, даже в царстве Плутона тебе не настолько скучно, чтобы погрузиться во все эти мои душевные терзания. Тем более, что многое из того, о чем я говорю, ты уже знаешь, даже если забыл какие-то детали.
Не знаю, милый друг, кому я на самом деле пишу. Может быть, самому себе, чтобы упорядочить все, что случилось со мной. И ведь получается стройно! Чем дольше пишу, тем ярче и отчетливее понимаю, что со мной произошло только то, что я сам заслужил. Если, конечно, не брать совсем раннее детство. По жизни мне выпадали и "Венеры" и "собаки", с каждым броском костей становилось все интереснее. Но вовсе нет вопроса, почему именно я, именно здесь, именно сейчас, почему заканчиваю свою жизнь, почему делаю это так.
И мне нравится это чувство, Луций, потому что оно делает все правильным. Жизнь складывается, будто хорошее стихотворение, строчка цепляет строчку, и оказывается, что есть какой-то высший замысел во всем, и что одного без другого не бывает. Порядок побеждает. Я ощущаю большое облегчение от того, что жизнь не есть набор несвязанных друг с другом событий, которые происходят просто потому, что не могли не произойти. Чувствуешь себя сильным. Может, глупым или смешным по сравнению с громадиной, которой не можешь противостоять, но при всем при этом — не слабым.
Кажется, будто события наслаиваются друг на друга, и ты теряешь всякое управление, будто снежный ком растет и стремится туда, к земле, вниз. А ты, подхваченный его инерцией, несешься все быстрее и быстрее, так что дух захватывает. Знакомо ли тебе это чувство? Я полагаю, оно знакомо каждому человеческому существу.
Так вот, это ощущение и правдиво и нет. С одной стороны, безусловно, все так. Со временем груз твоего прошлого становится так велик, что остается только катиться с горы вниз и наблюдать за проносящимися мимо пейзажами.
С другой стороны, на самом деле ты просто продолжаешь действовать в той же логике, что и всегда. События становятся все менее управляемыми, но, по сути, это ты действуешь механически, не в силах свернуть с дороги, которая кажется твоей.
Получилось глупо и противоречиво, милый друг, я не знаю, поймешь ли ты меня. Я потерял управление и несусь все быстрее и быстрее, но я хотя бы знаю, куда.