— Какого именно? — спросила Киферида, пристально меня рассматривая. У нее, как и у всех женщин полусвета, был смелый, спокойный взгляд, которого не увидишь, ни у девушек ни у матрон. Взгляд свободный.
Я коснулся рукой своего носа.
— Когда пошла кровь, — сказал я, выдохнув. — Прости меня, если я смущаю тебя. К тебе, наверное, выстраивается очередь таких вот поклонников.
— Это и преимущество и недостаток моего ремесла, — сказала Киферида. — Ты молод и страстен, и я не хочу лишать тебя жизни, так что я приму твое приглашение.
Сердце мое ликовало от счастья, я едва не лишился чувств.
— Кстати! — крикнул я ей вдогонку, когда она ушла переодеваться. — Я — Марк Антоний!
— Я знаю, — ответила Киферида.
Мы отправились на виллу Помпея. И я, наконец, привнес в это место что-то возвышенное.
По-моему, мои гости впечатлились так же, как и я. С другой стороны, они всегда и во всем соглашались со мной. Киферида снова проделала этот свой трюк с кровью, текущей из носа, и я снова обмер. Как? Ну как же? При ней не было ничего, никаких хитроумных приспособлений и емкостей.
После того, как она закончила, я забрал ее с собой, и мы залезли на крышу.
— Хочу тебя украсть, — говорил я. — Даже больно, что тебя видит кто-то еще. Как ты это делаешь?
Я коснулся кончика носа.
Над губой у Кифериды еще оставалось розоватое пятнышко, я наклонился к ней и его слизал. Было пятнышко — и исчезло.
Киферида сказала:
— Еще маленькой девочкой я могла пускать кровь из носа по своему желанию. Это очень пугало моих подружек, а я веселилась.
— Но как?
Она мягко засмеялась и пожала плечами.
— А я не знаю. Просто вот так выходит. Я как бы напрягаю свою голову. Это нельзя объяснить. Один врач, мой хороший друг, все время пытался понять, но так и не разгадал эту загадку.
— Это потрясающе, — сказал я. — В тебе было такое страдание, такая боль, и вот ты уже — просто ты.
Киферида сказала:
— Таково мое искусство. У тебя ведь есть свои тайны.
— Да, — сказал я. — Умею здорово нажраться так, что никто и не заметит.
Киферида подхватила мою игру и спросила, безупречно скопировав мой тон:
— Но как?
— Это мое искусство, — сказал я важно.
Мы засмеялись. Она не была молода, но была спокойна, рассудительна и по-женски хитра. В ней не было граничащего с безумием ума моей детки, как не было и цепкой сообразительности Фульвии.
Киферида умела мягко добиваться своего. Еще в юности, будучи рабыней, она так понравилась хозяину, что он не только освободил ее, но и сделал своей женой, а потом отпустил, дал ей развод, и остался ее добрым другом. В череде ее блистательных любовников были и я, и Брут, и известные поэты и актеры своего времени. Киферида никогда не кичилась своей властью над мужчинами и не выглядела так, будто ей обладает. Но в ней присутствовало что-то поистине волшебное. Думаю, в ее роду точно затесалась сама Мельпомена. Магия ее была совсем иного сорта, чем магия других женщин: обволакивающая, мягкая, но неостановимая.
Я влюбился в нее страстно, и она видела и знала это, но не спешила показывать, что знает.
Я сказал:
— Разве это не чудо, что я увидел тебя? Я был чудовищно пьян, а теперь, сколько бы я ни пил, не могу напиться, ты держишь меня на земле.
— Главное, — сказала она. — Не упади с крыши. Во всем обвинят меня. Всегда во всем обвиняют актрис.
— Потому что вокруг вас вращаются мысли всех людей, — сказал я. — Ты любишь свое дело?
Она кивнула.
— Безумно. Как ничто другое.
— Большинство актрис, которых я знал, любили деньги.
— Значит, они не были актрисами, — сказала Киферида. — А ты любишь власть?
Я засмеялся.
— Я люблю есть. Спортик. Поболтать люблю. Поспать. Любовь.
Киферида смотрела на меня, склонив голову набок.
— И власть, — сказала она.
— На это похоже?
— Обычно такие люди любят власть.
Я засмеялся.
— Да, потому что на все хорошее в этом мире нужны деньги.
Киферида посмотрела на меня серьезно. Да, думаю она уже тогда все обо мне знала.
— Нет, — сказала она. — Потому что власть — это вид любви.
Я опешил. Мои тайные мыслишки на этот счет она прочитала в момент.
— А ты не только умеешь пускать из носа волшебную кровь, — сказал я. — Ты — пугающая женщина.