А потом я кинулся в море и поплыл к этой высокой скале, всей в скользких выступах. Будучи уже на половине пути, я понял, что не снял кроссовки. Мои бедные белые кроссовки, очередное их воплощение погибло мучительной смертью.
Тит просто смотрел на берег, безучастно и вроде бы не испуганно. Вокруг него блестели от воды острые-острые камни, и он, только выйдя из своей надежной ниши, мог сорваться вниз в любой момент и разбить себе голову уже окончательно.
Впрочем, он ведь как-то туда добрался. Вот цепкий малец, правда?
Когда я вылез на камни, то рассудил, что, вылив воду из кроссовок, лучше снова их надеть, подошва поможет не скользить так сильно.
Я все еще был пьяный, и довольно сильно пьяный. Мне повезло не утонуть в море, а теперь должно было повезти еще больше. Я обернулся, чтобы посмотреть на берег. Киферида так и стояла, прижав руки ко рту. Семпрония опустилась на землю и плакала, будто уже случилось что-то ужасное. Думаю, ее накрыло неприятными воспоминаниями о роковом падении Тита.
Во всяком случае, у меня были очень благодарные зрители.
Камни поросли водорослями, что делало их еще более скользкими. Я запрокинул голову и посмотрел на Тита. Он стоял неподвижно, разве что сжимал в руках фиолетового динозаврика, и тот издавал писк.
Я не решился ничего ему говорить. Никто не мог предсказать, как Дурачок Тит отреагирует. И я молча полез вверх. Это было тяжело и муторно, я сорвал себе два ногтя, пытаясь уцепиться за такие ненадежные и короткие выступы. Меня грели лишь взгляды женщин на берегу, а в остальном — продувал холодный морской ветер.
Тит пищал своим фиолетовым динозавриком, и мне очень хотелось, чтобы это занимало его как можно дольше. В одну секунду я был максимально близок к гибели, когда выступ под моей ногой раскрошился, и я едва не слетел вниз, прямо к бесславной гибели с раздробленным позвоночником и проломленным черепом. Наконец, я оказался с Титом на одном уровне. Однако ниша, в которой он стоял, располагалась на совсем уж узком выступе, по которому я никак не мог пройти.
— Тит, — сказал я. — Парень, привет. Ты как вообще? Ух куда забрался!
Я старался говорить как можно более успокаивающим голосом, чтобы не спугнуть его.
— Слушай, друг, можешь мне помочь? Ты не хочешь отсюда уйти? Нет, не прямо вот так, для этого тебе нужен я. Ты должен сделать пару шагов вперед, и я смогу тебя перехватить.
Тит показал мне динозаврика.
— Он тут живет, — сказал Тит.
— Так оставь его здесь, обустраиваться, — ответил я.
— Он тут живет, — повторил Тит.
Я сказал:
— Но ты-то живешь дома, с мамой, правда? Он тут, а ты — там.
Тит покачал головой.
— Пожалуйста, друг, — сказал я. — Если захочешь, можешь ткнуть мне в глаз. Обещаю, я буду терпеть.
— Он тут живет.
— Твою мать, — сказал я в отчаянии. Надо добавить, я не против был бы его мать, красивая женщина все-таки. — Я прошу тебя, друг Тит, мне очень нужно чтобы ты сделал один маленький шажок ко мне.
Я подобрался к нему максимально близко, протянув руку, я мог бы подхватить его, если бы только Тит вылез из своей расщелины.
— Давай, мать твою, — сказал я ободряюще. — Ты уже большой мальчик, ты что это удумал? Давно прошли времена, когда ты в первый раз вылезал из такой вот штуки.
Что ты лепишь, Марк Антоний, подумал я. С другой стороны, главное было журчать ему хоть что-то. Я говорил мягко и ласково, и был, пожалуй, самым терпеливым человеком на свете.
Наконец, Тит посмотрел куда-то мимо меня, в глубокое, бурное море.
Я чуть не соскользнул вниз, сердце упало, но я удержался и посмотрел на свои грязные белые кроссовки.
— Тихо, — сказал я то ли Титу, то ли самому себе. — Тихо, друг.
— Только один шажок? — спросил Тит.
— Только один, — сказал я.
И он попытался залезть еще дальше в нишу.
— Нет, — сказал я, молясь Юноне, чтобы он не застрял. — Не туда. Обратно. Давай. Теперь два шажка.
Как только Дурачок Тит выступил из расщелины, я тут же схватил его и перетащил к себе, на более надежный, более широкий выступ. Тит не понял, что я желаю ему добра, и вообще вряд ли он осознавал степень опасности, в которой находился. Тит вцепился мне в волосы и принялся визжать.
— Вот паскуденыш, — сказал я. — Тихо, твою мать!
Я закачался, и мы оба едва не полетели вниз. Как-то я умудрился выхватить у него динозаврика и заорал:
— Все, прекрати орать! Я сделаю его мертвым, понял? Оторву ему голову!
Губы Тита задрожали, а я, схватив его, перекинул через плечо. Фиолетовый динозаврик остался моим заложником, я сжимал его в зубах. И главное мне было не уронить его в море, а то Тит мог бы угробить нас обоих.