— Давай, и иди тоже спать быстро!
Мы вышли из столовой, но спать не пошли, а выскользнули из дома и обошли его. На улице было уже весьма прохладно, и мы дрожали, но любопытство пересиливало любой физический дискомфорт. Я приложил палец к губам, и Эрот кивнул, мы встали по обе стороны от приоткрытого окна и осторожно выглядывали, наблюдая за тем, что происходит в столовой. В темноте и неподвижности мы стали, должно быть, едва заметны.
Мама сказала:
— Зачем ты приехал, Гай?
Теперь она выглядела действительно недовольной.
— Не понимаю причину столь позднего визита, — добавила мама.
— Я прекрасно осведомлен о твоих проблемах.
— Странно, но с нашего приезда ты не выказывал к ним интереса.
Мне приходится додумывать некоторые их слова, кое-что доносилось до меня невнятно, кроме того, голова была приятно тяжелой, я опьянел. Но общий смысл беседы был примерно таков.
— У меня, как ты знаешь, дела идут не слишком хорошо.
— Я знаю и ничего у тебя не прошу.
Они смотрели друг на друга, и дядька вдруг подался вперед, мама отшатнулась — он напугал ее.
— Ты меня боишься? — он громко засмеялся.
— Дети проснутся, — сказала мама. Она тронула свой локоть, будто у нее болела рука. Жест неуверенности и уязвимости. Я впервые подумал, что сделал нечто неправильное, пригласив сюда дядьку. Настолько же неправильное, как приглашение злым духам, сделанное уже словно бы давным-давно.
— Дети не помешают, если ты их хорошо воспитала. Юлия, поверь мне, я могу вам помочь. Разумеется, не так быстро, как вам бы хотелось. У меня большие проблемы политического толка.
— Но?
— Но они разрешатся.
Свеча стояла прямо между ними, мамино лицо она делала красивым, а в лице дядьки наоборот проявилось что-то до странности уродливое, не свойственное его открытой и яркой геркулесовой красоте. Что-то, скажем так, монструозное.
Может, свет и правда так падал, а, может, я почувствовал материнское волнение — не знаю.
— Я буду благодарна, Гай, если ты поможешь нам.
— Ты злишься?
— Не на тебя. На мужа. Но ты ведь обо всем знал?
Дядька некоторое время молчал, потом сказал, задумчиво склонив голову набок:
— Он посвящал меня кое во что. Я знал немного.
— Больше меня, не правда ли?
— Правда, Юлия.
Дядька нетерпеливо постукивал пальцами по столу, во всем нем чувствовалась какая-то беспокойная энергия. Он то улыбался, то хмурился. Много позже я и за собой замечал похожие повадки, злость и радость от сильного желания.
Дальше долгая пауза, они так смотрели друг на друга, что я точно-точно понял: между ними никогда ничего не было, но дядька всегда хотел, чтоб было. А мама его боялась.
И еще я понял, какого дурака свалял, потому что любил дядьку и верил ему.
Мама сказала:
— Гай, спасибо, что посетил нас, но лучше делать это днем. Нам нечего таить.
— Нечего, — повторил дядька, как завороженный. — Таить.
А потом он вдруг вскочил и взял ее, сидевшую, за плечи, заставил встать и поцеловал. Поцелуй его сначала был ласковым и нежным, но, когда мама не ответила, стал злым и жестоким.
Мама попыталась оттолкнуть его, но не смогла, он держал ее за плечо и за ворот столы, она дернулась в его руках, как подранок, и ткань затрещала. Я увидел на маминой ключице и шее розоватые полосы — еще не совсем сошли следы того, как горевала она по отцу, раздирая себе грудь перед наскоро сложенным погребальным костром. Дядька прикоснулся к царапинам, и она ударила его по руке.
Не знаю, ударил бы ее дядька или нет, но я поднял камень и кинул его в окно, он просвистел мимо дядьки и ударился в кубок, опрокинув его. Вино потекло, красное, как кровь.
— Марк! — крикнула мама и кинулась к окну.
— Я ему сейчас!
— Что ты мне сейчас? — крикнул дядька со смехом. Я оттолкнул маму и решил залезть в комнату через окно. Ух, надо же, какой злой малыш, да?
Потом я решил, что это все-таки недостаточно эффектный выход, а, вернее, вход и побежал к двери. Я был очень быстрый, поверь. И все же, когда я ее достиг, дядька уже стоял на пороге. Он поймал меня и потрепал по волосам.
— Никому ни слова, — сказал он, широко и хищно улыбнувшись. — Понял меня?
Я молчал. Просто не знал, что сказать. Милый друг, такой казус случился со мной едва ли не впервые.
— На случай, если ты больше не захочешь меня видеть, должен сказать тебе то, что и хотел, — рассмеялся дядька. Только теперь я понял, какой он пьяный. Просто мертвецки: едва стоял на ногах. Но, как и на меня, это состояние всегда нападало на дядьку внезапно и решительно, без предупреждения.