— Только не умри раньше меня, Антоний, — прошептала она. — Я больше этого не выдержу. Я сейчас так люблю тебя. Я чувствую нашего сына, он проснулся.
— Меня всегда это так удивляет, — сказал я. — Живой человек живет в другом человеке. Как так-то? И с чего ты взяла, что это будет сын? Может, дочка?
— Все мужчины хотят сына.
Я пожал плечами.
— Моя первая жена, Фадия, родила мне полумертвого мальчика. Теперь у меня плохие ассоциации с сыновьями.
— А будут хорошие, — сказала Фульвия просто и снова взялась за свое. — Нет, ты меня не слушаешь, Антоний. Я умоляю тебя: не умри раньше меня.
— Да как я могу это контролировать? — засмеялся я.
— Ты не можешь оставить меня, Антоний!
— Ты можешь называть меня Марком, — сказал я. — Мы теперь семья.
— Я привыкла по-другому. Пообещай мне, что не умрешь.
— Ладно, — сказал я, чтобы она отвязалась. — Обещаю, я тебя переживу. Теперь ты довольна?
— Да, — сказала Фульвия серьезно. — Нет, подожди. Клянись!
— Клянусь Юпитером, что переживу тебя. Ну теперь-то ты точно довольна?
— Теперь я довольна, — сказала Фульвия и поцеловала меня. — Обещаю, наш сын сделает тебя счастливым. Это будем мы с тобой, только лучше.
Так или иначе, свое обещание я выполнил. Но не думаю, что теперь Фульвия довольна. В любом случае, о боги, как я любил ее тогда. Мы все время проводили вместе, и я радовался ей, а потом и нашему старшему сыну, Марку Антонию Антиллу. Я дал ему свое имя и свою любовь. Мой мальчик и сейчас здесь, со мной, и сердце мое болит за его судьбу. Я предпочел бы, чтобы он уехал, но Антилл уже почти мужчина и не хочет покидать меня. Я много возил его с собой, и все, что он видел в жизни — это война. Он готов, я сам сделал его готовым. А теперь мне кажется, что он такой малыш. Но он куда лучше меня в его возрасте, правда.
Фульвия говорила, что сын похож на меня, а я все искал в нем ее любимые черты. Я всегда так гордился им, и горжусь, он такой умный мальчик, и я всегда ему это говорил. Но в одном он ошибается. Думает, он готов умереть.
А я вижу: не готов. Все бы отдал, чтобы посмотреть, каким он вырастет и кем станет.
Теперь я вижу, что он в равной мере походит и на меня, и на Фульвию. В отличие от Юла — моей полной копии, Антилл, как и обещала мне Фульвия, стал воплощением нашей с ней любви, совместным творением.
И хотя я злюсь на Фульвию, я люблю ее в нашем сыне.
Ладно, милый друг, тебе, наверное, приятно было бы посмотреть на племянника. Жаль, что это теперь невозможно.
Вот так вот жили мы, и кто знает, как бы все повернулось, если бы однажды (некоторое время спустя после того, как родился Антилл), мне не пришло письмо от Цезаря.
Помню, стояла прекрасная, свежая, уже зеленая весна. Я лежал тогда в саду, разморенный дремой, и сквозь нее наблюдал за приятной болью в животе, какая бывает от обжорства. Приятное состояние сытого животного, я никогда не находился в покое долго, и доступен он мне был только в самой своей грубой и звериной форме.
Фульвия играла со своим выводком (старшему, Клодию, было на тот момент тринадцать, и он гордо сидел в стороне), детский писк одновременно раздражал и радовал меня. Я с любовью различал в нем редкие мурлыканья, издаваемые Антиллом. Да и к остальным детям Фульвии я относился с добротой и любовью, поскольку они были детьми моих друзей (во всяком случае, Клодий когда-то тоже был моим другом, и изжить из себя полностью эту дружбу я не могу, как видишь, до сих пор) и всем, что от них осталось.
Фульвия сама встретила гонца, она знала, что после обеда меня не стоит будить без веского повода. Однако, повод нашелся самый подходящий. Фульвия села на кушетку рядом со мной.
— Антоний, любовь моя, — сказала она. — Письмо от Цезаря!
Я вскочил, едва не опрокинув кушетку, малыши столпились вокруг нас, не вполне понимая, что происходит, но заметив, как волнуются родители. Даже Антилл, которого Фульвия передала рабыне, протянул руки к письму.
Я взглянул на печать и узнал ее мгновенно. Да, это было письмо от Цезаря. Сорвав печать, я развернул его и принялся жадно читать, Фульвия тесно прижалась щекой к моей щеке, и шепотом проговаривала все написанное.
Письмо это я до сих пор помню наизусть и привожу тебе его не приблизительно, сохраняя смысл и основные акценты, но абсолютно честно цитирую.
"Здравствуй, Антоний. Рад поздравить тебя, хоть и запоздало, с женитьбой. Счастье быть мужем любящей тебя и любимой тобой женщины сложно переоценить. Пусть и впредь твой дом процветает, и этот брак, всячески мною одобряемый, поможет тебе остепениться. Насколько я знаю, он уже в некотором смысле повлиял на тебя, и исключительно в положительном смысле. Ты спросишь, откуда я это знаю, и нет ли у меня других дел? Безусловно, я справляюсь о твоей судьбе, потому как ценю тебя и переживаю за тебя, Антоний. Что касается других дел: они есть и в достатке, в решении этих дел мне очень тебя не хватает, хотя я пока и не готов вызвать тебя. Однако я непростительно долго откладывал важный разговор с тобой. Ты знаешь, что я не одобряю твоего поведения: это очевидно, и это та правда, которую необходимо сказать для того, чтобы отношения между нами оставались честными и открытыми.