Я сказал:
— Курион про тебя много рассказывал.
Клодий вскинул густые темные брови.
— Это, бля, кто?
— Ну, парень, — сказал я. — Который защищал тебя в народном собрании.
— А, — сказал он. — Ну да. Спасибо ему от всей души, сука, бля.
Он вытянул ноги в тяжелых ботинках и посмотрел на учебную арену.
— Говно, — сказал он. — Твой раб меня сюда отправил. Хороший малый.
Я несколько растерялся.
— Тебя? Сюда? Ты меня искал?
— Ну, — ответил Клодий Пульхр. Не ожидал я такого красноречия от этого одиозного персонажа. С другой стороны, а чего я еще ожидал?
В Клодии Пульхре не было ровным счетом ничего аристократического, не так, совершенно не так представляешь себе представителя древнего и прославленного рода. Он одевался просто, улыбался широко, сквернословил, словно такова была большая половина его словарного запаса. Клодий походил на разбойника из Субуры, однако весь его образ был тщательно им продуман. И оттого, если можно так выразиться, смотрелся эстетичнее, чем реальность.
Прекрасные женщины, смотрящие с фресок, продуманнее наших обычных, живых женщин, сколь красивы бы они ни были. Даже Красотка Клодия, идеальная вещичка, допускала иногда отвратительную гримаску. То же и здесь — Красавчик Клодий не был представителем низших классов, он был самой идеей низших классов, воплощенной в очень точном образе человека, который ни слова не может сказать без брани, но ищет священную правду жизни, до которой никогда не опускаются богачи.
Прекрасный пример того, как хороший политик должен создать свой образ, опираясь на тех, кого он хочет призвать под свои знамена.
Но в то же время это не значит, что Клодий был лжецом. Он вполне искренне желал стать тем, с кем шел рука об руку к власти. Потому что он думал, что за ними справедливость. И именно в этом желании было столько огня, чтобы народ полюбил его самозабвенно. В конце концов, всем нам хочется, чтобы нас любили настолько, чтобы уподобиться нам. И если в обратную сторону, от бедных к богатым, это работает легко и приятно, то богатые снисходят до подражания бедным очень редко.
Вот что я думаю: Красавчик Клодий мог быть тем еще мудаком, но любовь его к своим питомцам был искренней и настоящей. И в этом его гениальность, до которой ни один популяр не снизошел до сих пор. Никто просто не любит всех этих грязных людей настолько, можешь себе представить? Именно так: не отмыв их, не приведя в порядок, не обучив нашей порядочной латыни.
Ну да ладно, после драки кулаками не машут, милый друг, и кем был Клодий, в сущности, уже неважно.
А тогда мы с ним сидели, и над нами светило яркое, сильное солнце, слепившее глаза мальчишкам-гладиаторам, и их деревянные мечи стукались друг об друга с еще более оглушительным треском.
— А зачем ты меня искал? — спросил я. Красавчик Клодий заставлял меня вести себя очень настороженно. Это со мной нечасто в жизни случалось.
— Ты же Марк Антоний, так? — спросил он вдруг, хлопнув себя по кудрявой голове. — Сука, бля, вдруг я перепутал. Вот лажа-то какая.
— Марк Антоний, — ответил я после некоторой паузы. Красавчик Клодий улыбнулся мне, широко и зубасто. А я все думал, как же он произносил эти речи, которые я слышал в пересказе Куриона. Выяснилось, что никак — то были совсем другие речи, хотя и с более или менее сохранным смыслом, Курион просто оказался не в силах передать изысков вульгарной латыни.
— Ну зашибись, — сказал он. — Марк Антоний. Очень приятно. Будем знакомы.
Он похлопал меня по плечу и сказал, глядя на солнце (глаза его изрядно посветлели, зрачки сузились, и радужка приобрела теплый коричневый оттенок):
— Короче, сестра мне о тебе рассказывала. Ты крепкий парень, мне такие нужны.
— Физически крепкие?
— По-всякому крепкие, сука, бля, — Клодий Пульхр хрипло засмеялся. — Мы с тобой будем друганами, правда? Ты хорошо говоришь. Сестра не сентиментальная, но, бля буду, сказала, ты ей понравился.
— Да мы почти и не общались, — ответил я растерянно.
— Да похуй, — сказал Клодий. — Посмотрим, что она в тебе нашла.
Он ни на секунду не засомневался в том, что я пойду с ним куда угодно. В этом еще одна прекрасная и ужасная черта Красавчика Клодия, позволившая ему стремительно возвыситься и стремительно пасть.
Я сказал:
— А чего ты, собственно, от меня хочешь?
— Ну так, — уклончиво ответил Клодий. — Послушай меня. Если тебе понравится, мы посмотрим, чего ты можешь сделать.
— А с чего ты взял, что мне интересно? — спросил я, вдруг разозлившись. Красавчик Клодий посмотрел на меня и оскалился, его острые, мелкие, белые акульи зубы заблестели под ярким светом солнца.