«Ни детей, ни женщин, ни седых и сгорбленных стариков, а только подвижные, прямые, здоровенные молодые великаны с блестящими глазами… А где они теперь? Рассеялись по всему свету, или преждевременно состарились и одряхлели, или погибли под пулями и ножами в уличных схватках… пропали все или почти все — жертвы на алтаре золотого тельца… грустно думать об этом», — пишет Твен.
Вместе с тем он показывает, что даже такая жизнь не в состоянии убить в душе человека добрые чувства. Великан рудокоп, встретив двухлетнего ребенка и восхищенный этой встречей, предлагает родителям на сто пятьдесят долларов золотого песку за возможность поцеловать ребенка. Женщину, едущую в фургоне, рудокопы встречают троекратным «ура», смотрят на нее с обожанием, собирают и дарят ей на две с половиною тысячи долларов золотого песку. В людях живы чувства патриотизма: Твен описывает энтузиазм населения десятков местечек и городов, соревнующихся между собою в щедрости по сбору денег в фонд раненых солдат и матросов Гражданской войны (история с мешком «санитарной муки», проданной — десятки раз — на сумму в четверть миллиона долларов).
Твен всюду ищет лучшего в человеке и находит его. Романтику Дальнего Запада он видит в подвигах людей, обслуживающих этот край. Конные почтальоны, например, скачут девятьсот миль через весь материк в любое время — в жару и холод, ночью и днем, делая на подставных лошадях по двести пятьдесят миль в сутки; доставляют письма от океана до океана (железной дороги еще нет). Твен тщательно описывает одежду почтальона — тонкую плотную фуфайку, узкие жокейские панталоны, отсутствие оружия, отсутствие седла, почтовой сумки — все для облегчения веса; лишь маленькие плоские карманчики, пришитые под ляжками, набиты множеством писем, написанных на тончайшей бумаге. Одного из этих героев Дальнего Запада путешественники встречают бурей восторга, она длится секунду: всадник промелькнул как метеор.
Все это создает в книге неповторимый колорит «любопытного времени», которое уже стало достоянием истории США; Твен воскрешает его в живых образах, ярких картинах и описаниях.
Следует сказать, что Твен ведет в книге литературную полемику с писателями и журналистами Новой Англии, которые утверждали, что люди, отправившиеся на Запад, — отбросы общества; они настолько безнравственны, что им нельзя уже оставаться дома; Запад — это резервуар для людской накипи, женщины там ведьмы или «погибшие», мужчины — отпетые негодяи.
Книга Марка Твена правдива и реалистична по сравнению с этими россказнями. Твен нарисовал картины тяжелого, изнурительного труда (описание примитивнейшего устройства кварцевой толчеи старателей), показал множество лишений и страданий, выпавших на долю людей. Но ничего «дьявольски-фантастического» в этой жизни нет. В массе своей люди сохраняют все же человеческий облик. Все лучшее в их натуре, придавленное грубой жизнью и капиталистической конкуренцией, при малейшей возможности проявляется с удесятеренной силой. Экспансивность людей доходит до крайних пределов, когда есть возможность совершить акт милосердия: не успел член санитарного комитета обратиться к горожанам с предложением собрать пожертвования для раненых воинов, как горняки буквально завалили деньгами телегу, на которой он стоял, произнося речь. Суровая жизнь Запада не до конца убила в людях чувства товарищества, благородства, человечности и воспитала в них выносливость, терпение, сметку, находчивость, отвагу, храбрость.
Что касается «подонков общества», то Твен их находит в другом месте.
«Полисмены и политиканы… самые низкие сводники и подонки общества… в Америке», — заявляет он со страниц книги.
«Правительство моей родины презирает честную простоту, — с горечью констатирует писатель, — зато бездонное артистическое мошенничество оно очень любит».
И он раскрывает одно из «артистических» мошенничеств Дальнего Запада — ввоз дешевой рабочей силы из Китая. Занявшись подсчетами и цифрами, Твен доказывает, что горнозаводские компании в Калифорнии и Неваде платят тремстам китайцам в среднем 1500 долларов в месяц, а тремстам белым рабочим — 30 000 долларов. Есть тысячи людей, которые надеются, — говорит он, — «стать скоро капиталистами», если труд кули здесь закрепится. Китайцы «спокойны, смирны, сговорчивы, не знают пьянства, работают день-деньской не покладая рук». «Белые же… обращаются с ними не хуже, чем с собаками», — с горечью пишет Твен.
Может быть, потому, что «Закаленные» наполнены восприятиями, эмоциями, суждением десятилетней давности, в книге много диссонансов. Дав правильное освещение положению китайских рабочих в США, Твен плохо отзывается об индейцах. О племени гошутов он говорит без тени сочувствия к их судьбе: