Некоторые полагали, что де Сад был не преступником, а всего лишь страстным любителем химии и испытывал на несчастной женщине новый бальзам для лечения ран, а потому, испещрив тело жертвы порезами, он втер в них свой бальзам, и через несколько часов раны затянулись. Версию де Сада-естествоиспытателя поддержала известная в то время хозяйка литературного салона мадам дю Деффан: она изложила ее в письме к своему давнему другу, английскому дипломату и писателю Горацию Уолполу (автору готического романа «Замок Отранто»). А может быть, расцарапанное тело проститутки было очередным извращенным богохульством? Известно, что в Перудже почитатели святого Иеронима во время торжественных процессий наносили себе удары кусками воска, смешанного с осколками стекла, и к концу процессии выглядели так, словно с них с живых содрали кожу. Фантазия де Сада была вполне способна превратить тело Розы Келлер в садическую метафору… Но, так или иначе, тема либертена, секущего розгами и проливающего кровь объектов своих эротических вожделений, красной нитью протянулась как по жизни, так и по сочинениям де Сада.
Когда газеты — сначала французские, а потом и иностранные — исчерпали тему Аркейского дела, обсудив со всех сторон не только поступок де Сада, но и его жертвы, которая, по мнению некоторых газетчиков, отчасти сама была виновата в поведении клиента, ибо наградила его дурной болезнью, им на смену пришли беллетристы, и прежде всего извечный недруг де Сада Ретиф де л а Бретон. Его богатая фантазия породила историю о том, как маркиз затащил женщину в анатомический театр, где собирался вскрыть ее во имя научного эксперимента, более важного, чем жизнь какой-то бесполезной нищенки. К счастью, женщине удалось разорвать веревки, и она убежала прямо из-под скальпеля хирурга-любителя. После она рассказывала, что видела в этой аудитории выпотрошенные тела и бочку, наполненную конечностями… Про спрятанные де Садом мертвые тела Ретиф сочинил еще одну историю — о том, что в Ла-Косте, осушив пруд, нашли на дне трупы юноши и девушки, связанные лентой и нашпигованные салом. До такого макабра недодумались даже персонажи маркиза. Не отстал от Ретифа и Дюлор, утверждавший, что во время тюремного свидания де Сад на глазах жены и тестя изнасиловал свояченицу.
Пассаж из «Рассуждений о романе» свидетельствует о близком знакомстве де Сада с сочинениями Ретифа: [Ретиф] «завалил публику своими сочинениями; ему надо поставить печатный станок прямо у изголовья кровати; к счастью, один только сей станок будет стенать от его ужасной писанины; низкий, раболепствующий стиль, дурно пахнущие приключения…». Однако не у Ретифа ли де Сад позаимствовал образ естествоиспытателя-живодера, а потом превратил его в доктора Родена из «Злоключений добродетели»? Доктор Роден хотел проделать научный опыт по исследованию кровеносных сосудов и для этого намеревался заживо произвести вскрытие дочери. Перед тем как приступить к операции, он заявлял: «…крайне неприятно, когда дурацкие соображения оказывают противодействие развитию науки <“.> Кто может сомневаться, стоит ли принести в жертву одного человека ради спасения миллионов людей?» Такой черный юмор был вполне в духе Донасьена. В «Преуспеяниях порока» сходные рассуждения де Сад вложил в уста доктора Иберти, испытывавшего лекарства на обитателях приюта: «Вы окажете обществу плохую услугу, если запретите нам, истинным художникам от медицины, оттачивать наше мастерство на отбросах общества. В этом их единственное предназначение».