Изначально «Злоключения» предназначались автором для сборника «Рассказы и фаблио XVIII века», то есть для публикации, а потому подробные описания эротических «фантазий» в повести отсутствуют. «Начинаются оргии, но описать их тебе в подробностях я не могу», — говорит давняя узница монастырского гарема, знакомя новенькую Жюстину с его правилами. И автор, описывая разврат и сексуальное насилие, прибегает к традиционным эвфемизмам и многозначительному умолчанию, что нисколько не вредит ни занимательности, ни живости повествования. Своей краткостью и выразительностью «Злоключения» вполне можно поставить в один ряд с «Кандидом» и «Простодушным» Вольтера. Изящная, ироничная повесть с финалом в духе черного юмора и непременным наказанием порока.
В «Несчастьях» и «Новой Жюстине» героиню за ее неуклонное стремление сохранить невинность и творить добро подвергают все более изощренным мучениям, «фантазиям» и заставляют выслушивать все более длинные рассуждения, обличающие религию, мораль и добродетель и восхваляющие природу. Природа, великая и всеобъемлющая, пребывающая в вечном движении, нисколько не заботится о роде людском, для нее равны все организмы и все субстанции, и мертвые даже предпочтительнее живых, ибо мертвая материя служит питанием новым организмам. Суть природы — действие и воспроизводство, а не сохранение того или иного вида, поэтому те, кто исполняют веления природы, иначе говоря совершают преступления, на которые толкает их данный природой темперамент или живое воображение, ответственности за эти преступления не несут. Те же, кто повинуются искусственному институту под названием мораль, лишь умножают зло и страдают сами* Поэтому, кому бы Жюстина ни сделала добро, в ответ ее каждый раз подвергают еще большим жестокостям: вызволенный из логова разбойников Сент-Флорент обкрадывает и насилует ее, спасенный от гибели Ролан приводит ее в логово фальшивомонетчиков, где ее ожидают постоянные оскорбления, насилие и каторжный труд. Странствия Жюстины подводят к мысли, что из любого добра произрастает зло, ибо зло заложено в самой природе.
Судя по рабочим заметкам де Сада, злоключения Жюстины задумывались как высмеивание серии добродетелей. Писатель составил план из десяти пунктов — кратких сюжетов, часть из которых затем вошли в трилогию, а часть — нет. Например, в набросках имеется эпизод о замужестве Жюстины: «7. Сострадание. Молодой человек влюбляется в Жюстину, женится на ней и вскоре разоряется. Девушка работает день и ночь, чтобы помочь ему, а муж продает ее сластолюбивому старику, который насилует ее. Ее покарали за сострадание к мужу». Жюстина страдает и от стихийного зла: «8. Благоразумие. Она стоит перед бурным потоком, через который надо переправиться. Через поток перекинут мост, возле берега качается на волнах утлая лодочка. Прислушавшись к голосу благоразумия, она переправляется по мосту, но когда доходит до середины, мост рушится». И так далее, на протяжении всех трех романов о Жюстине, причем если в набросках де Сад еще предполагал выводить на сцену абстрактное зло (рухнувший мост, рухнувший свод собора), в книгах его не остается, и торжествующие силы порока постепенно сливаются в единый образ полиморфного либертена. Вокруг героини образуется порочный круг, за пределы которого она при всех своих поистине титанических усилиях вырваться не может: любой ее добрый поступок оборачивается злом, а она сама становится соучастницей преступлений. Жюстина бросается спасать из огня ребенка, но оступается, ребенок падает в огонь, она сама с трудом избегает гибели, а когда оказывается вне опасности, ей предъявляют обвинение и в поджоге, и в убийстве ребенка. К концу третьей книги выстраивается четкая оппозиционная система: несчастья добродетели — преуспеяния порока; добродетель призрачна, порок циничен и реален.