Несносная камеристка
Башенные часы пробили два часа пополудни, наступало время обеда. Король, конечно, опять к столу не выйдет: запрется как всегда в кабинете и будет шушукаться с этим своим неприятным тайным министром Нукером.
Ясмина не любила и боялась министра, почитала его интриганом и злым гением мужа. И не она одна! Волхв Тамыш называл Нукера главной причиной всех бедствий королевства. Если бы им, волхву и Ясмине, удалось объединить усилия и избавить короля от дурного влияния, писал волхв, то страна смогла бы вздохнуть спокойно. И в семье Ясмины наладилась бы прежняя согласная супружеская жизнь.
Ясмина позвонила в колокольчик, и тотчас явился дворецкий.
– Выйдет ли его величество к обеду? – спросила королева.
– Его величество пожелал обедать у себя в кабинете, – прозвучал ответ.
Ясмина жестом отослала дворецкого, прикусив от обиды губу. Ну вот, так она и знала! Опять придется обедать в одиночестве! Одеваться было не для кого, но не могла же она позволить себе распускаться! К тому же одевание к обеду всегда доставляло ей удовольствие, отвлекая от неприятных мыслей. Ясмина осмотрела с полдюжины нарядов и выбрала воздушное розовое платье с кружевами и перламутровыми пуговицами, которые, как она хорошо знала, удачно подчеркивали нежную белизну ее лица.
В комнату впорхнула Гортензия, камеристка, и принялась помогать застегивать крючки и пуговицы, надевать тончайшие жемчужные нити. Ясмина тем временем гляделась в зеркало, но занятие это не приносило ей обычной радости. Лицо по-прежнему было свежо и прекрасно, но печаль наложила едва заметные тени под прелестными, миндалевидными глазами, опушенными густыми ресницами.
Ясмина вздрогнула: ей показалось, что вокруг глаз даже появились едва заметные морщинки. Но нет, слава богу, только показалось! Королева изобразила на лице улыбку, и зеркало отразило чудесную, томную, лукавую красавицу, созданную для того, чтобы очаровывать окружающих. Ясмина знала цену своим чарам. В ее жизни еще не встречался мужчина, который бы устоял перед магией ее очей.
«Ничего, – подмигнула она себе в зеркале, – растопим камень сердца супруга, никуда он от нас не денется!».
Одевание меж тем закончилось. И тут Гортензия, сделав таинственное и лукавое лицо, вытащила из шуршащих складок юбок конверт с сургучной печатью.
– Шшш, – приложила она палец к губам. – От волхва Тамыша…
Ясмина нахмурилась.
– Откуда к тебе попало письмо? – строго спросила она.
– Как откуда, выше величество? – удивилась Гортензия. – В условном месте во дворце нашла, как всегда.
– Кто принес?
– А я почем знаю? – невинно пожала плечами камеристка. – Увидела: письмо лежит… Дай, думаю, госпоже отнесу.
Королева повертела конверт в руках. Был большой соблазн вскрыть и прочесть – но нельзя!
– Прочтите, ваше величество, – вкрадчиво, будто змей-искуситель, зашептала Гортензия. – Интересно ведь!
– Я обещала мужу не читать больше таких писем, – твердо сказала Ясмина, – и у меня нет намерения нарушать данное слово.
– А и не надо ничего нарушать, ваше величество, – хитро подмигнула Гортензия. – Я обещаний не давала, мне прочесть можно. А вам ведь не запрещали слушать?
И прежде чем Ясмина успела возразить, камеристка выхватила конверт, вскрыла и принялась читать вслух.
Королева заткнула было уши, намереваясь выгнать Гортензию. Но тут же передумала.
– Все равно я на письмо отвечать не буду, – приняла она твердое решение.
А раз не будет отвечать, то значит и переписки не будет. А стало быть, можно и послушать.
Письмо было кратким и сердитым. Волхв Тамыш пенял королеве на ее молчание, укорял за небрежение добрыми пастырскими наставлениями, сетовал на легкомыслие, взвывал к чувству долга. В нынешнее судьбоносное для народа время, писал он, никто не имеет права отмалчиваться, купаясь в роскоши.
Ясмина взглянула на свое великолепное шелковое платье, и лицо ее залила краска стыда. Волхв Тамыш обладал дьявольским даром всюду видеть и обличать пороки. О чем бы он ни заводил речь – вскоре становилось стыдно и за обильную вкусную еду, и за удобную благополучную жизнь, и даже за свою красоту, молодость и здоровье! Из его слов выходило, что праведно живут одни только жрецы, да немытые, нечесаные, скверно одетые нищие! Казалось бы, ну что плохого в воздушном, переливающемся перламутром шелковом платье? Ан нет, жрец умел в мгновенье ока внушить к нему отвращение, и королева уже готова была сорвать с себя платье как нечто постыдное. Да, приходилось согласиться, она жила в грехе роскоши, что тут возразишь?
– Ответ будет? – шепотом спросила Гортензия.
– Я дала мужу слово…
– Фу-ты ну-ты, – состроила презрительную гримасу несносная камеристка. – Да мало ли какие обещания я давала мужу?! Да если все обещания выполнять, то что это за жизнь будет?!