Не так страшен город, как его малюют
Ротона грубо протащили по узкой каменной лестнице и втолкнули в темное сырое помещение. Принесли масляную лампу и повесили ее на потолочный крюк, осветив возвышавшийся в центре стол и пару грубо сколоченных лавок. Кто-то посветил ротону лампой в лицо.
– Да он такой же слепец, как я немой! – воскликнул стражник. – В каземат бы его да попытать хорошенько! Ишь думал, на дураков напал!
– Погоди, – возразил другой. – Не своевольничай. За капитаном послали.
– Эх, была б моя воля… – замахнулся на ротона стражник, но сдержался и вышел.
Прошло минут десять, и за дверью послышались легкие, быстрые шаги. Дверь распахнулась, и в помещение вошел человек в начищенном до блеска стальном нагруднике поверх пестрого, явно заграничного мундира.
– Кто таков? – спросил человек, с легким акцентом.
– Из города пытался удрать, господин капитан, – объяснил стражник. – Слепцом прикидывался.
Капитан коротко кивнул, снял с крюка лампу и подошел вплотную к ротону.
– Кто таков? - спросил он.
Ротон молчал.
– Разрешите в каземат отвести? – встрял стражник. – Живо язык развяжем!
Капитан недовольно поморщился и нетерпеливым движением приказал стражнику замолчать. Отвернул пленнику ворот рубахи, посветил лампой и удовлетворенно кивнул.
– Три дня! – сказал он пленнику и поднес к его глазам три пальца. – Айн, цвай, драй! Ферштейн?
Пленник молчал.
– Отпустить! – коротко приказал капитан стражнику. – А посты усилить!
И, аккуратно вернув лампу на крюк, капитан покинул комнату той же легкой, почти танцующей походкой, как и вошел.
Ротона повели вниз по лестнице – на этот раз без тычков и тумаков. Однако у выхода стражник не утерпел и больно ударил его в шею.
– Эх, кабы не немчура-капитан, я б с тобой по-другому поговорил! Проваливай, но запомни: попадешься еще раз – пеняй на себя!
Ротон счел за благо метнуться в тень и раствориться в темноте. Он немного попетлял по ближайшим проулкам, дабы убедиться, что его не преследуют. Затем остановился в тени бузины и принялся обдумывать свое положение.
А положение показалось ему вовсе не таким мрачным, как можно было предположить. Да, попытка вырваться из города не удалась. Зато получилось нечто вроде разведки боем. В результате он получил немало полезных сведений. Ворота на ночь запираются. Всех, кто покидает город, тщательно досматривают – чужеземный капитан дело знает туго, и дисциплина в караулах налажена четко. На теле ротона явно нанесен какой-то неведомый знак, который немедленно выдает в нем беглеца – нечего и думать обманом выскользнуть из города. И это было скверно.
Однако и в плохом можно найти хорошее. Несмотря на азиатскую внешность, никто не признал в нем опасного чужака, врага. И это было удивительно: у кочевников иноземца растерзали бы сразу же, не раздумывая. Но в городе чужеземцев много – поди разбери, кто свой, кто чужой. Даже охрану городских ворот возглавлял чужак-немец. Ротону вдруг пришло в голову, что лучшим способом затеряться в городе будет не отсиживаться по темным закоулкам, а идти на свет и смешаться с толпой.
Соблюдая крайнюю осторожность, ротон выбрался на широкую улицу, ведущую прочь от крепостной стены и побрел по ней к центру города. Чуткий слух его уловил шум приближающихся шагов, и ротону пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не броситься прочь, в тень.
«Шаги принадлежат всего одному человеку, – уговаривал он себя. – Походка шаркающая – значит, человек пожилой. Опасности нет».
На всякий случай ротон мысленно наметил путь к отступлению: в десятке шагов справа в темноте обозначался переулок, куда можно было юркнуть и скрыться. Шаги приближались, и вскоре с ротоном поравнялся старик с вязанкой хвороста на спине.
– Добрый вечер! – сказал старик, чем привел ротона в искреннее изумление: слыханное ли дело здороваться с первым встречным?!
Старик прошел дальше – не испугался, не закричал, не стал звать стражу, а стало быть, не признал в нем врага. Это вселило в ротона чуть больше уверенности. Встретив затем компанию молодых парней, которые оживленно обсуждали между собой достоинства некой девицы, он уже не шарахнулся в сторону, а спокойно прошел мимо, стараясь придать себе невозмутимый вид. Компания не обратила на него ни малейшего внимания.
Затем ротону повстречалась нарядно одетая дама. Дама вглядывалась в лица прохожих, как будто пытаясь кого-то отыскать. Увидев ротона, она удивленно оглядела его с головы до ног острым, проницательным взглядом. Ротону вдруг показалось, что дама распознала в нем опасного чужака, но интерес в ее глазах тут же угас: было видно, что даму в тот момент заботили более насущные проблемы. Дама прошла мимо, а у ротона отлегло от сердца.
Впрочем, впереди его ждало еще одно серьезное испытание. Из расположенной на перекрестке будки неожиданно появился сторож с алебардой.
– Эй! – крикнул он ротону. – А ну-ка подь сюды, мил-дружок! Чего по ночам шатаешься зря? А? Что, язык проглотил?
Ротон напрягся. Но к счастью вмешалась проходившая мимо баба.
– Да отстань ты от человека! – прикрикнула она на сторожа. – И чего ты ко всем цепляешься? Проходу никому не дает, ирод! Не сторож, а мздоимец-кровопивец! Не давай ты ему мзду, мил-человек, все равно пропьет! У-у, глаза твои бесстыжие!
Сторож обиженно ретировался в будку, а ротон продолжил свой путь. Чувствовал он себя теперь гораздо уверенней – и не в последнюю очередь еще и потому, что ухо его уловило отдаленные звуки тамтамов, в которых только младенец не распознал бы характерную ротонскою барабанную дробь. Было совершенно очевидно, что в городе находились и другие ротоны. И, словно одинокий путник на запах родного очага, ротон потянулся на причудливую барабанную вязь.