Агент на некоторое время погрузился в раздумья. Затем решительно взял бумагу, открыл чернильницу и пододвинулся к зеркалу. Обмакнув перо в чернила, он принялся писать зеркальным почерком, проверяя правильность написанного по отражению. Обычно такой вид письма скрывал содержание переписки лучше любого шифра. А в том, что письма в королевстве перехватываются и вскрываются, у агента не было никакого сомнения. Да чего далеко ходить? Взять хотя бы историю с перепиской волхва с королевой... Кстати, королева припомнилась весьма вовремя – именно она станет той ниточкой, потянув за которую получится внедриться во дворец...
«Дорогая маркиза! – стал писать агент. – Как вам, вероятно, известно, обстоятельства вынудили меня спешно покинуть пределы Фрейбургской империи. Не буду описывать всех перипетий и опасностей, коим подвергался. Обещаю живописать подробности при встрече. Ныне я обретаюсь в королевстве Идиллии и пытаюсь провернуть весьма выгодное, хотя и рискованное дельце. Без помощи прелестной, умной и энергичной помощницы мне, как всегда, не обойтись. Бросайте все дела и спешно приезжайте! Вы найдете меня в королевской столице Галантии, на постоялом дворе «Три каштана». Спросите барона фон Швейцерзанга – это мое нынешнее имя. P.S. Я знаю, что в последнюю нашу встречу между нами пробежала кошка: вы обижены и на меня дуетесь. Но кто старое помянет, тому глаз вон! Приезжайте, маркиза! Поработаем на пару, тряхнем стариной, наведем шороху в здешнем сонном царстве! Ваш барон».
Агент посыпал письмо песком, надписал парижский адрес и запечатал своей печаткой с фрейбургским вензелем. Теперь можно было отправляться обедать. Агент тщательно, перед зеркалом, оделся, нахлобучил шляпу, отпер дверь и шумно затопал по лестнице.
– Хозяин! – крикнул он. – А можно ли в вашем богом забытом королевстве найти ловкого гонца, который взялся бы доставить письмо в Париж?
ЧУТЬЕ АГЕНТА ДЕЛАЕТ СТОЙКУ
Оказалось, что в Галантии при университете налажена неплохая почтовая служба. Швейцерзанг быстро сговорился со смышленым на вид гонцом, юным школяром, который в тот день отправлялся по делам в Париж и готов был захватить с собой почту. Юнец то и дело поднимал на дыбы горячего коня, демонстрируя его резвость и обещая доставить письмо за три дня. Долгонько, конечно, но агент рассудил, что лучше долго, чем никогда. Он предложил юнцу на выбор два варианта оплаты. Первый был стандартным: золотой дукат в руки сразу. А второй вариант агент придумал с расчетом на человеческую алчность.
– Это письмо маркизе с извещением о доставшемся ей крупном наследстве, – внушительным тоном юриста втолковывал Швейцеразанг гонцу-школяру. – Когда маркиза прочитает письмо, она на радостях заплатит тебе втрое – да чего там говорить, впятеро больше!
Но школяр лишь усмехнулся и предпочел получить дукат в руки. Пришлось вытащить кошелек и расплатиться. Ну что ж, на этот раз предположение о всеобщей жадности, увы, не подтвердилось. Впрочем, это было и к лучшему: трудно было предсказать реакцию маркизы на столь наглую попытку повесить на нее оплату почты.
Остаток дня агент провел нескучно. Зашел пообедать в трапезную при университете, познакомился с шумной ватагой школяров. Узнав, что предметом своих штудий они выбрали философию, он подсел к ним за стол и долго спорил о роли алчности в судьбах мира. Полемика накалялась, приходилось то и дело заливать ее пивом и заедать кусками жаренной на вертеле баранины. Под конец, как часто водится, дискуссия с общих вопросов перешла на личности – собственно, такое направление разговору задал сам Швейцерзанг. Он опытным взглядом выявил студента позажиточней и высказал предположение, что все богатые – невероятные скряги. Зажиточный студент обиделся, клялся всеми известными богами, бил себя в грудь и под конец полез драться. Завязалась шумная потасовка, после чего всю ватагу изгнали из трапезной на улицу, а зажиточному студенту ничего другого не оставалось, как на деле доказать свою щедрость, заплатив по счету за всю компанию.
До вечера оставалась еще уйма времени, и агент бесцельно бродил по университетской площади, разглядывая спешащих по делам горничных, служанок и белошвеек, как вдруг профессиональный взгляд его привлекли несколько странных, нескладно одетых мужских фигур. Они о чем-то громко спорили на неведомом Швейцерзангу гортанном языке, запрокидывали голову, разглядывая шпили, и поминутно тыкали пальцем в высокие каменные строения.
Было в этих фигурах нечто странное. Агент сфокусировал внимание и попытался определить, в чем же заключалась их необычность. Ну, во-первых, у всех у них, а особенно у одного, была несколько своеобразная походка: слегка вразвалку, но при этом ощущалась необычайная легкость поступи. «Вот кому нужно было доверить доставку письма в Париж, – подумал агент. – Мигом бы домчал».
Чувствовалось, что это были прирожденные наездники, люди, родившиеся в седле. Агент издалека, украдкой всматривался в их лица. Потемневшие от загара, смуглые, с выступающими скулами. Волосы черные, как смоль. У Швейцерзанга возникло ощущение, будто от них исходит запах степи. Кочевники? А не те ли это саранчекрылые ротоны, о которых ходило столько толков? Как они могли тут очутиться? Лазутчики, шпионы? Посмотрим… Агент решил незаметно проследить за их передвижениями.
Полюбовавшись на шпили университета, странные кочевники направились сначала к гончарам. О чем-то расспрашивали мастеров, так и сяк крутили, рассматривая, посуду. Одну тарелку даже купили.
Затем направились в кузницу. Долго о чем-то разговаривали, выспрашивали – а, может быть, и торговались. Наконец, кузнецы развели меха и с необычайной ловкостью выковали клинок. Облили его какой-то жидкостью, отчего клинок зашипел, поднимая пар; заострили лезвие, еще немного поколдовали, подобрали по размеру изогнутые ножны и бросили выкованную саблю кочевникам. Те ловко поймали клинок, долго любовались, передавая его друг другу, цокали языком и шумно рубили воздух. Наконец, тот самый легконогий кочевник привязал саблю себе на пояс, о чем-то заспорил с товарищами, и те заплатили кузнецам деньги.
Положение становилось все более интересным. Итак, по городу свободно разгуливали вооруженные ротоны? Мило, нечего сказать! Швейцерзанг хотел было продолжить наблюдение, но тут почувствовал, что его заметили. Легконогий кочевник смерил его взглядом и сразу же с деланным равнодушием отвернулся, но с этого момента агент стал постоянно чувствовать на себе внимательный взор.
Между тем степняки попрощались с кузнецами и двинулись дальше. Агент на некотором отдалении проследовал за ними, но у первого же перекрестка их потерял: они как сквозь землю провалились. Швейцерзанг бросился в одну сторону, потом в другую – и вдруг встал как вкопанный. В метре от него стоял невесть откуда появившийся кочевник и, сложив на груди руки, глядел на него в упор. Свирепый взгляд его говорил: "Кого ищешь? Если меня, то я к твоим услугам!" Секунду они стоили друг против друга молча. Затем ротон медленно переместил руку на рукоять висевшей на боку сабли.
Агент изобразил на лице отчаяние и досаду.
– Ну что ж ты будешь делать, потерялась собачка! – сконфуженно забормотал он. – Никак не могу найти! Не видел здесь собачку, милейший? Маленький такой песик, с желтым ошейником?
– Нет, – сказал кочевник. Сказал на здешнем языке, без акцента.
– Ах, боже ж ты мой, – запричитал агент. – И что же теперь делать? Куда он мог запропаститься, а? И где его теперь искать? Ума не приложу.
Кочевник молчал, но яростный вид его не сулил ничего хорошего: рука продолжала сжимать рукоять сабли.
– Ну что ж, милейший, – обиженно сказал агент. – Вижу, человек ты несветский, жестокосердный, чужое горе тебя не трогает. Ну да бог тебе судья. Прощай, милейший. Пойду искать своего четвероногого друга.
И Швейцерзанг зашагал по улице, поминутно окликая: «Песик, ну где же ты, проказник?» А затылком при этом ощущал тяжелый, недоверчивый взгляд. Когда через несколько шагов он обернулся, улица была совершенно пуста.