Вероятно, оба будущих автора знаменитой книги встретились благодаря тому, что режим их содержания был достаточно свободным и позволял им встречаться и посещать различные места города.
Кстати, образ пленного, заточенного в тюрьму писателя — не такое уж исключение для той эпохи. Вспомним о судьбе другого писателя, гораздо менее знаменитого, но не вовсе неизвестного. По случайному совпадению, он также писал в жанре книги Марко Поло. Речь идет о генуэзце Доменико Дориа, который, остановившись в Каире, становится приближенным султана мамелюков. Попав в немилость, он был, говорят, брошен в тюрьму и оставался там более одного года, с 1339 по 1340 год. Именно там его встретил (или нанес ему визит?) египетский ученый и географ, который по его рассказам и в результате обмена воспоминаниями собрал большое количество сведений о турецких княжествах Анатолии (их было всего 16, если быть точным), о Трабзоне и обо всех королевствах Запада. Так родился и вышел в свет геополитический сборник, нечто вроде энциклопедии, широко известной в то время в научных кругах мусульманского мира. История появления этого труда удивительно похожа на историю разработки книги Марко Поло: встреча и сотрудничество великого путешественника, человека действия — с ученым, литератором.
Реальные исторические условия создания «Описания мира» до сих пор как следует не изучены, так как на этот счет свидетельств не сохранилось. Кем был на самом деле Рустичелло ди Пиза, и как его жизнь, карьера и интересы подготовили к встрече с венецианцем и побудили написать произведение подобного рода? Писал ли он под диктовку или более-менее свободно интерпретировал устный рассказ? Как выделить в этой книге то, что принадлежит каждому из авторов? Как, наконец, определить природу самой книги?
Рустичелло, придворный писательО Рустичелло, уроженце Пизы, известно очень мало, почти ничего. Мы ничего не знаем о его семье, о причинах, побудивших его вернуться на родину после нескольких (вероятно) далеких странствий. Мы не знаем, в каком звании, в каком качестве он находился на борту одной из пизанских галер, захваченных генуэзцами в августе 1284 года. Скажем еще, что мы не можем проследить его жизнь после освобождения и нигде не находим ссылок на то, что он как-то связывает себя с этой книгой, говорит о своем авторстве или представляет ее какому-нибудь влиятельному лицу. Его современники-соотечественники не оставили о нем воспоминаний. Никому не приходит в голову присваивать честь создания «Описания мира» одному из сыновей города Пизы.
Нам также неизвестно, является ли имя Рустичелло фамилией семьи или именем, или тем и другим одновременно, как это случалось довольно часто в то время. Рустичелло — один из аристократических родов, процветающих в 1280–1310 годах. Они не принадлежали к верхушкам знати. Из этой семьи вышли крупные торговцы и мастера-ремесленники, а также представители закона. Некоторые из них заседали в Совете Старейшин, одной из основных магистратур города; другие были судьями или офицерами. Рустичелло в 1315 году являлся Console dei Mercanti[8], а Маттео — был владельцем замка в одном из предместий Контадо. Семья в эти годы владела несколькими домами в приходе (cappella) Сан Паоло алль’Орто.
Один из Рустичелло, сын Гвидо Рустичелло, упоминается Эмилио Кристиани в его каталоге известных фамилий («Famiglie Popolare») в 1277 году как судья и нотариус.
Имеет ли отношение наш Рустичелло к этой семье? Сходство имен и почти совпадающие даты позволяют это предположить. К тому же нам очень хорошо известно, что юристы, выходцы из благородной среды и получившие хорошее образование, часто пробовали себя в литературе и создавали произведения в модных тогда жанрах: история (летописи и хроники), эпические поэмы, гимны, дидактические труды. Так было, например, в Генуе, Тоскане, Болонье и Ферраре. Так что нас не удивило бы, если бы редактор «Описания мира» был по образованию и по роду занятий представителем судейской профессии.
Литературную судьбу Рустичелло при дворе проследить легче, чем политическую. Он был, без сомнения, придворным поэтом, новеллистом, рассказчиком, трувером[9]. А будучи вдалеке от своей родной Италии, он применяет свое искусство, чтобы завоевывать признание, защиту и поддержку при дворе иноземных правителей. Он выступает уже не как гуманист, отстаивающий и распространяющий итальянскую или романтическую культуру. Он пишет произведения, которые отвечают немного устаревшему (по мнению некоторых) вкусу знати и рыцарей. Его сферой всегда остается рыцарский роман на манер французских и английских. Он пишет исключительно по-французски.