— Встань, негодяй!
Несчастный повиновался. При виде его физиономии, на которой даже страх и унижение не могли уничтожить злобного и жестокого выражения, хозяин Розате почувствовал, что кровь закипела у него в жилах. Сделав несколько шагов взад и вперед, чтобы немного успокоиться, он наконец остановился перед предателем и начал допрос:
— Когда Лодризио приезжал сюда?
Но не успел еще управляющий ответить, как Отторино подошел к Марко и, показав письма, которые тот ему дал, сказал:
— Это бесстыдная и жестокая подделка. Все эти письма писал не я.
Марко вырвал у него из рук бумаги и, швырнув их в лицо Пелагруа, который при этих словах Отторино затрепетал еще сильнее, спросил его срывающимся от гнева голосом:
— Так от кого же эти письма?
— Это… — начал тот, запинаясь, — это… чтобы угодить вам… чтобы лучше вам услужить…
При этих словах у Висконти от ярости потемнело в глазах.
— Ах ты исчадие ада! — взревел он словно безумный и с такой силой ударил Пелагруа, что тот со свернутой челюстью полетел вниз головой с башни, у подножия которой наутро нашли его бездыханное тело, пронзенное кольями, которыми был утыкан ров.
После этого Марко ушел в свои покои, никому, даже Отторино, не позволив следовать за собой. Он заперся на ключ и просидел в одиночестве до поздней ночи, роясь в шкафах и разбирая бумаги. Многие из них он сжег, другие положил на место, кое-где сделал пометки на полях. Потом он написал письма разным людям и оставил завещание, в котором, назначив хорошее содержание вдове Пелагруа и щедро одарив оруженосцев, пажей и многочисленную родню, кормившуюся за его счет, назвал своим наследником Отторино. В полночь он велел привести к нему монаха, который читал молитвы над Биче, и пожелал у него исповедаться. Сделав это, он бросился в кресло и, как рассказал затем слуга, незаметно за ним приглядывавший из соседней комнаты, спокойно проспал около двух часов. Проснувшись, он попросил пить Ему принесли воды в большом золотом бокале, и он залпом осушил его до дна. Чувствуя, что ему больше не удастся уснуть до утра, и тяготясь вынужденным бездельем, он вышел на галерею и принялся, как зверь в клетке, ходить из угла в угол, прислушиваясь в темноте к тихому бормотанию молитв, долетавшему среди всеобщей тишины из комнаты напротив.
Тем временем в Милане Лодризио не находил себе места от мучивших его сомнений. Видя, что посланный им к управляющему гонец не возвращается, он отправил в Розате нескольких верных людей, которые, порасспросив кое-кого в окрестностях, вскоре узнали обо всем. Лодризио донесли, что письмо его попало в руки Висконти, что Биче, найденная в подземелье, умерла, что Отторино освобожден, а управляющий после допроса убит самим Марко. Лодризио понял, что все его козни раскрыты, что ему не удастся оправдаться и уйти от гнева грозного военачальника, которого он так низко и жестоко обманул. Мерзавец уже представлял себе, как тот появится перед ним и яростно потребует у него ответа. И хотя Лодризио был храбрым человеком, смелым и уверенным в себе, ему все же было не под силу тягаться с подобным противником, которого заслуженно считали первым рыцарем Ломбардии. К тому же, если бы дело дошло до ссоры, неизбежно выплыли бы на свет такие дела, которые навек покрыли бы его имя позором.
Загнанный в угол негодяй, стараясь избежать кары за предательство, задумал и совершил новое, еще более подлое и отвратительное преступление.
Он написал письмо Адзоне, притворяясь, будто жалеет о своей измене, и открыл ему заговор Марко, который хотел захватить власть в Милане. В доказательство он приложил к своему посланию многочисленные письма, записки и другие бумаги, находившиеся в его руках. После того как письмо было отослано, он ушел из дому, сказав, что отправился во дворец к наместнику, а сам тем временем, вскочив на коня, выехал за ворота города и не слезал с седла до тех пор, пока не оказался в безопасности, за пределами Миланского государства.
Вне себя от тоски и гнева, Марко не мог спокойно ходить по земле, не мог наслаждаться утренней прохладой, не мог смотреть на солнце, поднимавшееся, чтобы осветить его жизнь. С сердцем, переполненным отчаянной жаждой мести, не помышляя ни о чем другом, примчался он в Милан и, обманутый ложными сведениями, полученными в доме Лодризио, отправился во дворец к наместнику, где, как легко себе представить, ему уже был подготовлен соответствующий прием.
Своего оруженосца он оставил в одном из первых залов и спросил у слуг, где найти того негодяя, который был ему нужен.
— Он здесь, — отвечал ему один из них, указывая на какую-то дверь и направляясь к ней, чтобы почтительно распахнуть ее перед посетителем.
Ни о чем не подозревая, Марко переступил порог и очутился в длинном зале. Как только Висконти вошел, дверь за ним со скрежетом захлопнулась, а из тайников мгновенно выскочили шестеро вооруженных людей в кольчугах и шлемах с опущенными забралами и тут же набросились на него с разных сторон. При первом натиске они дважды задели его кинжалом по горлу и ранили в бок. Затем, навалившись на Марко сзади, они пытались повалить его на пол. Марко потянулся к кинжалу, но не нашел его, потому что кто-то из напавших ловко сорвал с него оружие. Марко понял, что погиб, однако решил не сдаваться без боя. Занеся кулак, который никто не смог удержать, он с такой силой обрушил его на голову одного из нападавших, что тот грохнулся на пол, точно бык, оглушенный кувалдой. Но остальные все вместе навалились на истекающего кровью Марко. Подтащив его к окну, выходившему на улицу, и ухватив за руки и за ноги, они с трудом подняли его, раскачали и бросили вниз головой на мостовую, где он через секунду и испустил дух.
Позже в Милане, в Ломбардии и во всей Италии ходили сотни самых разных рассказов о кончине славного воина. Многие, как легко себе представить, намекали, что причиной его трагической смерти была мрачная история его любви. Кое-кто в угоду сильным мира сего, жаждавшим поскорей замять эту позорную историю, верил или делал вид, будто верит, что сам Марко, убив из ревности Биче, обратил кинжал против себя и выбросился из окна дворца наместника. Эти слухи были собраны и записаны некоторыми слишком легковерными или слишком боявшимися правды современниками Висконти. Лазарио, более осторожный, чем другие историки, пишет, что о смерти Марко нельзя сказать ничего определенного, что его обвиняли во многих грехах, в которых он был неповинен, и умалчивали о других, гораздо более вероятных.
Но за пределами Ломбардии, где люди не трепетали перед семейством Висконти, никто не сомневался, что Марко был убит по приказанию Адзоне и его братьев. Джованни Виллани, например, тот самый Джованни Виллани, который хорошо знал нашего Марко и вел с ним во Флоренции переговоры о продаже Лукки, прямо говорит, как умер великий воин. И, объясняя причины недомолвок и колебаний наших летописцев, тут же пишет следующие примечательные слова: «Все миланцы были потрясены коварным убийством мессера Марко, но никто не осмеливался говорить о нем».
Эпилог
Марко Висконти был с большими почестями похоронен в Милане, в церкви Санта Мария Маджоре, а супругу Отторино, как нам сообщает достоверный источник, перевезли, согласно ее просьбе, для погребения в Лимонту.
Граф и графиня дель Бальцо вместе с Лауреттой в то же утро выехали из Розате, направляясь в Лимонту на похороны Биче. По дороге их догнали домочадцы, находившиеся в Милане, которые были извещены о том, что родители Биче отправились в сторону озера Комо.
Те, кто прибыл из Милана, еще ничего не знали о судьбе Марко; они услышали о нем лишь в Севезо, где остановились переночевать на постоялом дворе. Никто не хотел верить, что Марко погиб, — ведь они совсем недавно выехали оттуда, где скорее, чем в любом другом месте, могли бы узнать такую новость. Лупо и Амброджо как раз обсуждали эти слухи с хозяином двора и некоторыми местными жителями, высчитывая, сколько времени прошло после их отъезда из Милана, когда прибыл гонец, посланный вслед за семейством графа дель Бальцо из Розате сразу после того, как там было получено роковое известие, но только теперь сумевший их догнать. Гонец, один из верных слуг Висконти, со слезами подтвердил сообщение о гибели своего господина. Отведя затем в сторону Эрмелинду, он передал ей письмо от Марко, которое, сказал он, было найдено на столе его господина. Сердце женщины, и без того истерзанное материнскими страданиями, не вынесло нового горя и ужаса: ее охватил озноб, в глазах у нее помутилось, по всему ее телу прошла судорога. Спрятав на груди письмо, которое в тот миг она была не в силах ни вскрыть, ни прочитать, она упала в кресло и, казалось, лишилась чувств.