В те же дни Лавров сообщает своей петербургской знакомой Е. А. Штакеншнейдер о работе над статьей «Французская демократия и падение Второй империи», статьей, представляющей для России большой интерес, и просит передать это «кому следует, не болтая посторонним». Но письма Лаврова остаются без ответа. Он в недоумении. Дошла ли его статья об осаде Парижа? Писать ли ему в «Отечественные записки» о дальнейшем развитии событий, приведших к Парижской коммуне? Нужно бить в набат, звонить во все колокола: «В первый раз на политической сцене не честолюбцы, не болтуны, а люди труда. Люди настоящего народа!» Весь мир должен знать: «Борьба Парижа в настоящую минуту — борьба историческая, и он действительно находится теперь в первом ряду человечества!»
А петербуржцы молчат… Письма Лаврова полны жалоб на невнимательность «романистки» (Марко Вовчка) и редакции, которая могла бы поддержать его в эти трудные дни. 15 апреля 1871 года он делает еще одну попытку связаться с Марией Александровной: «Я собрал материал для истории Парижской коммуны по документам и личным сведениям за первый месяц ее существования. Напишите, можно ли послать эту историю, или у вас фабрика все труса празднует». Только в августе Лаврову дали знать, что задержка была непредвиденной и чтобы в дальнейшем он не искал в Петербурге посредников.
Конспиративную связь с Лавровым временно пришлось прекратить. Возникла опасность разоблачения. Некрасов и Марко Вовчок переоценили лояльность Лазаревского. Получая из Парижа и Брюсселя толстые пакеты в двойных конвертах (второй конверт — М. А. Маркович), он заподозрил крамолу и потребовал от Некрасова объяснений. Тот вынужден был признаться, что это корреспонденции от Лаврова. Лазаревский насмерть перепугался. Он, видный деятель, человек безупречной репутации, отец семейства, становится невольным соучастником сговора с государственным преступником!
Донос не был отправлен только благодаря незаурядному дипломатическому искусству Некрасова: он сумел убедить Лазаревского, что тот ставит под угрозу прежде всего собственное благополучие, и пригрозил ему разрывом. Этот драматический Эпизод, чуть было не приведший к тяжелым последствиям, восстанавливается во всех подробностях по дневниковым записям Лазаревского, где каждое упоминание Марко Вовчка сопровождается уничижительными эпитетами.
Марий Александровна нажила себе еще одного непримиримого врага.
Как раз в это время в «Отечественных записках» печаталось одно из острейших ее произведений — «Путешествие во внутрь страны». Ссора писательницы с высокопоставленным цензором и с трудом замятый скандал заставили Некрасова выпустить ее под другим псевдонимом и поостеречься колоть глаза цензуру одиозным именем «Марко Вовчок».
Следующее произведение Марко Вовчка — повесть «Теплое гнездышко» — появляется в «Отечественных записках» только в середине 1873 года, а написанные тогда же рассказы и сатирическая повесть «Совершенная курица», которую Чернышевский причислял к шедеврам русской литературы, выходят отдельной книгой без предварительной публикации в периодических изданиях.
СВОЙ ЖУРНАЛ
Журнал «Переводы лучших иностранных писателей» существовал недолго — неполных полтора года. След от него остался не столько в литературе, сколько в истории женского движения. Неукоснительно выдерживая принцип — привлекать к сотрудничеству женщин, и только женщин, Марко Вовчок не приняла даже переводов Плещеева, хотя относилась к поэту с большой симпатией. Стоило появиться объявлению 0 предстоящем выходе журнала, как ее начали осаждать просительницы.
«Я живу по-старому, — писала она в ноябре 1870 года, — с тою только разницей, что теперь каждый понедельник у меня толпа женщин. Все ищут работы. Многие приезжали и приезжают из провинции. Все хотят работы. Нет, это не прихоть уже, а потребность. Приезжают не одни молоденькие, а всякие: и пожилые, и зрелые, и даже старые. Это поголовное восстание».
Марко Вовчок приобщается к женскому движению, разделяя взгляды и стремления таких передовых деятельниц, как А. Н. Энгельгардт, Н. В. Стасова, М. В. Трубникова, М. К. Цебрикова. В первых рядах находится и ее ближайшая подруга Н. А. Белозерская, много писавшая по, «женскому вопросу». Вдвоем они переводят книгу «Подчиненность женщины» английского философа Джона Стюарта Милля.
Но будоражит умы не Милль, а Чернышевский. Роман «Что делать?» становится учебником жизни. Поборники раскрепощения женщины пропагандируют артельный труд. Возникают женские артели — ремесленные, художественные, переводческие; товарищества взаимной помощи, издательский кружок, благотворительное «Общество дешевых квартир» и т. д. В конце шестидесятых годов организуются первые в России общеобразовательные Высшие женские курсы.
Правительство стоит на страже. Жандармы удваивают бдительность.
Выход первой книги журнала совпадает по времени с «Высочайшим повелением» от 14 января 1871 года — «воспретить прием женщин, даже по найму, на канцелярские и другие должности». Сфера применения квалифицированного женского труда ограничивается правом занимать места акушерок, сестер милосердия, воспитательниц в женских гимназиях, телеграфисток и счетных работников (в женских заведениях).
В этих условиях издание первого и единственного журнала, основанного исключительно на женском труде, было вызовом официальным установлениям. Уже тем самым журнал Марко Вовчка служил высоким целям.
Она призывала женщин к труду, но помочь могла не многим. Уже к декабрю журнал был обеспечен переводами на весь следующий год. Отказывать в работе было нисколько не легче, чем справляться с обязанностями редактора. «Я завалена корректурами, как сугробами», — жаловалась писательница.
Она взвалила на себя тяжкое бремя. Только сама Марко Вовчок, ее помощница Белозерская, Екатерина Сысоева, Мария Цебрикова и Елена Лихачева были профессиональными литераторами. Все остальные — около тридцати сотрудниц — впервые выступали в печати.
Среди переводчиц — женское окружение сотрудников «Отечественных записок», родные и знакомые Марко Вовчка: Анна Буткевич, Вера Еракова, Мария Михайловская, Елена Скабичевская, Екатерина Данилова (гражданская жена А. Н. Плещеева), Прасковья Дмитриева (мать писательницы), Юлия Корнильева и Юлия Ешевская (ее старые подруги), Зинаида Ген (сестра Н. А. Белозерской) и даже Екатерина Керстен (родственница А. В, Марковича). Получают переводы и незнакомые интеллигентные девушки, необеспеченные вдовы, жены бедных чиновников, вроде Анны Зайдер, матери четырех детей. Все они в литературе случайные гостьи.
Куда проще и спокойнее было бы опереться на опытных переводчиц! Но Марко Вовчок выбирает путь наибольшего сопротивления. Она претворяет в жизнь искания героинь своих повестей и романов, призывает женщин к общественно полезному труду.
Любопытно признание П. П. Дмитриевой, престарелой матери писательницы: «Пример твоей трудолюбивой жизни привел меня к сознанию, что и я могу трудиться в свою очередь».
Необычный состав сотрудников и само содержание «Переводов лучших иностранных писателей» резко отличают журнал Марко Вовчка от однотипных периодических изданий («Собрание переводных романов, повестей и рассказов» Е. Ахматовой, «Журнал переводных сочинений» Н. Львова и др.). Летом 1870 года, когда журнал только затевался, А. Н. Плещеев счел своим долгом предостеречь Марию Александровну от подражания дурным образцам: «Переводные романы, которыми угощают массу Ахматова и Львов, до такой степени плохи и так дурно переводятся, что новое издание подобного рода, с строгим выбором и толковыми переводами будет не только не лишнее, но даже полезное. Сколько есть таких читателей, и в особенности читательниц, которые только по романам и имеют возможность развиваться, за недостатком у них научной подготовки».
Марко Вовчок не пренебрегла этими справедливыми пожеланиями. Однако главный упор был перенесен с беллетристики на научно-популярные труды. Вместе с Надеждой Белозерской она перевела для журнала две большие книги: «Историю человеческой культуры» Ф. Кольба и «Картины из истории римских нравов» Л. Фридлендера. Из номера в номер печатались также «Знаменитые исследователи и путешественники» Жюля Верна — первая книга из его многотомной истории географических открытий.