В своей духовной изоляции она продолжает следить за литературой, живо интересуется всем происходящим в мире. Чтение — единственная отрада в тягостном одиночестве, на которое она себя обрекла. Резко оборвав все связи со старыми знакомыми и друзьями, не исключая даже Этцеля, она получает лишь редкие письма от Богдана, вынужденного скрываться от полиции. Его отношения с Лизой «до крайности обострились», дома он почти не бывает, но не перестает «трудиться для общего блага» и со всеми конспиративными поручениями справляется «достаточно успешно»…
И только они устроились на новом месте, как поступает тревожное известие: Богдан, работавший в Рязанской губернии учеником кузнеца, заразился сыпным тифом и попал в одну из московских больниц. Мария Александровна выговаривает у Лазаревского негласный отпуск мужу, отправляется с ним в Москву и забирает полуживого Богдана на поправку в Ставрополь. Присутствие сына скрашивает на несколько месяцев ее тоскливую жизнь, но уже в феврале 1879 года, узнав, что жандармское управление заинтересовалось его личностью, Б. А. Маркович поспешно уезжает из Ставрополя. И опять томительная неизвестность, ожидание редких и скупых вестей…
Канцелярский генерал Федор Матвеевич Лазаревский оказался «ретивым начальником» — того же поля ягодой, что и его петербургский братец. На словах — либерал, друг Тараса Шевченко и почитатель Марко Вовчка, на деле — желчный чиновник, формалист и педант, изводящий подчиненных мелочными придирками и нудными нотациями. При всем желании ему невозможно угодить. Единственная возможность избавить Михаила Демьяновича от его «опеки» — забраться куда-нибудь подальше в глушь. Узнав, что освободилось место управляющего удельными имениями Дагомыс и Абрау-Дюрсо, Мария Александровна убеждает Лазаревского перевести туда мужа, и в июне 1880 года, совершив «кругосветное путешествие» через Ростов, Таганрог, Керчь, Новороссийск, перебирается с Борей в заранее подготовленный дом в Абрау.
Этот живописный уголок представляется ей обетованной землей. Дивная природа предгорий Кавказа, благодатный климат, голубое озеро, на берегу которого расположена усадьба, поездки в Дюрсо на морские купанья, экскурсии в Сочи и Новый Афон — поначалу ничто не обманывает ее ожиданий. Наконец-то после всех волнений и передряг удалось прибиться к тихой пристани…
Михаил Демьянович половину времени проводит в разъездах — инспектирует конные заводы, отдаленные фермы и виноградники, исчезая иногда на несколько дней. Мария Александровна ведает в его отсутствие канцелярией, подготавливая хитроумные ответы на казуистические письма Лазаревского, стремящегося лишить управляющего малейшей свободы действий. Пока идет бумажная война, перевес на стороне писательницы, и Лазаревскому с ней трудно тягаться. Тем больше оснований ждать от него любого подвоха!
Почти весь досуг она отдает подрастающему мальчику. Благополучные первые месяцы в Абрау много лет спустя вспоминались в письме к Борису, тогда уже студенту Техн, логического института, мечтающему о морской службе:
«Теперь я стала немножко спокойнее, а тотчас после твоего отъезда было очень тяжело, а главное — очень тревожно. И знаешь, как смешно, — ты все вспоминался мне не такой, как теперь, — с усами и почти с бородой, а такой, как на Кавказе, маленький и слабенький. Представляется: ты лежишь и слушаешь чтение или спускаешь корабль с зеленой мухой. И знаешь, до чего я додумалась? До того, что я виновата в твоей страсти к морю. Может, ты и не помнишь, как в Абрау ты, больной, а потом здоровый, но еще сам не читавший, по целым часам слушал мое чтение о разных наутилусах, удивительных берегах, чудесных островах и проч., проч. Помнишь, как мы сеяли пшеничное зерно, занесенное, кажется, с Великого океана в расселину подземной пещеры? А помнишь Муху, погибшую в бурю на озере? Я сохранила о ней самое нежное воспоминание, так же как и о корыте, которое мы с тобой стаскивали на воду. Как сейчас вижу весь берег, чувствую тот воздух, осязаю непокорное корыто, с которым можно было сладить, только залезши в воду».
(Интересны в этом письме ассоциации, навеянные «Таинственным островом» и «Восемьдесят тысяч верст под водой». Романы Жюля Верна в переводах Марко Вовчка действительно сыграли свою роль в выборе морской профессии ее младшим сыном и внуками. Культ моря становится семейной традицией. В библиотечных каталогах можно встретить немало книг по судовым двигателям и парусному спорту, принадлежащих Борису Михайловичу, Борису и Михаилу Лобач-Жученко.)
Быстро промелькнули безмятежные дни у голубого озера. Бесконечные ревизии, противоречивые приказы, сопротивление ставленников Лазаревского — все это создает в Абрау невозможную обстановку. Некому жаловаться, не у кого просить помощи. Боря месяцами болеет. Вызов врача и добывание лекарств, особенно в дождливый сезон, — почти невыполнимая задача. Летом 1881 года Мария Александровна перебирается на новое место, на этот раз в Новороссийск, куда Михаил Демьянович переводит контору, продолжая еще свое злополучное управление имениями в Дагомысе и Абрау-Дюрсо.
В разгоревшейся войне преимущества на стороне Лазаревского. Прожженный бюрократ старается запутать неугодного управляющего, чья щепетильная честность мешает спекулятивным сделкам с виноделами и арендаторами. Мария Александровна принимает контрмеры. Собрав неопровержимые факты, уличающие Лазаревского в злоупотреблениях, она заставляет мужа написать об этом в главное управление уделами, а сама скрепя сердце обращается к Н. Я. Макарову, своему давнишнему приятелю, ставшему директором Государственного банка. Каких это стоило усилий, видно из письма к Богдану: «Он был когда-то человек честный. А может, мне только это казалось, ведь куча куч таких моих честных откатились в иную совсем сторону! Кроме того, и меняются как люди!»
26 октября того же года она отправляется в Петербург, где проводит около двух недель, почти не выходя из гостиницы, чтобы избежать нежелательных встреч и расспросов. Макаров устраивает ей свидание с известным юристом П. Г. Редкиным, который знаком был с ней еще в Гейдельберге, и тот, в свою очередь, доводит ее дело до управляющего департаментом уделов Рихтера. Но не пришлось воспользоваться обещанием перевести Михаила Демьяновича на вакантную должность в Симбирск. Лазаревский, узнав о жалобе, сам поспешил подать в отставку, и на его место вскоре прибыл новый начальник, В. В. Коновалов, с которым установились нормальные отношения.
Весной 1883 года Михаил Демьянович получает назначение в село Сергиевское, в сорока верстах от Ставрополя, где находилось одно из «государевых имений». И опять упаковка вещей, перевозка мебели, посуды, пианино, неуклюжей медной ванны, вызывающей повсеместное удивление, и домашней библиотеки, которую писательница любовно собирала на протяжении многих лет и хранила в парижских резных шкафах. При каждом переезде часть вещей приходится продавать или просто раздаривать, но со своим кабинетом, пианино и ванной Мария Александровна нигде и никогда не расстается. Этот островок цивилизации создает иллюзию независимости от скверны окружающего мира.
В брошюре «Марко Вовчок на Кавказе» Богдан Маркович подробно описывает библиотеку писательницы, характеризующую ее широкий кругозор и литературные вкусы. Здесь были представлены все основные русские классики — прозаики, поэты и критики. «Белинский, Добролюбов и Писарев красовались на почетном месте». «Количественно еще больше было английских книг, любимые ею Диккенс, Теккерей, Вальтер Скотт, Филдинг, Смолетт — полные собрания их сочинений, были, разумеется, Шекспир и некоторые поэты (больше всех она любила Шелли — задолго еще до того, как его открыли русские переводчики и критики); были Маколей, Гринвуд, Мегью и другие английские публицисты шестидесятых годов и главным образом множество современных тогда романистов и романисток». Французская часть библиотеки включала философов-энциклопедистов, классиков XVI–XVIII веков. (Много раз она перечитывала Монтеня, Ларошфуко, Паскаля, Рабле.) Из писателей XIX века отдавалось предпочтение Стендалю, Бальзаку, Жорж Санд, Мериме. «Впоследствии к этой коллекции присоединились Флобер, Гонкуры, Золя, Доде и др. Был весь Виктор Гюго, но вообще французских стихов она не любила, весь Мольер и, разумеется, Бомарше (театр)». Далее идет описание обширной коллекции этцелевских изданий, где центральное место занимали книги Жюля Верна, Масе и Сталя. «Из немецких книг выделялся небольшой, но для своего времени роскошный, экземпляр «Фауста», подаренный ей Тургеневым в 1859 году. В таком же зеленом переплете с золотым обрезом хранился у нее томик любимых песен Гейне (Шиллера, за некоторыми исключениями, она не особенно жаловала), были еще отдельные тома Шлоссера, Вебера, Шпильгагена, Ауэрбаха, Гуцкова, Мейснера, Гейзе, но вообще немецкая коллекция была беднее даже итальянской, заключавшей по крайней мере всех старых классиков и экземпляр Сильвио Пеллико, которым Марко Вовчок очень дорожила».