Начальник лондонской полиции, реакционер Уоррен, призвал на помощь войска. В рядах демонстрантов началось смятение. Перевес сил был не на стороне рабочих. Эдуард Эвелинг тщетно призывал свою группу остаться на поле боя.
— Зачем рисковать головами? Мы хотим работы, а не крови, — говорили вокруг. Колонны, шедшие на митинг, заметно редели. Эвелингу пришлось отойти. Однако на противоположном конце, неподалеку от колонны, увенчанной статуей Нельсона, Элеонора и несколько десятков ее друзей докеров продолжали сражаться. Дочь Маркса упорно сопротивлялась, пока ее не арестовали.
Лишь к вечеру она была выпущена на свободу. В отличном воинственном настроении Тусси добралась до дома Энгельса, где ее ждали встревоженные близкие. Переодевшись и подкрепившись черным чаем, Элеонора написала саркастическое, резкое письмо в газету «Пэль-Мэль», рассказывая с возмущением обо всем происшедшем у подножья горделивой колонны Нельсона, воздвигнутой в честь победы Англии над Наполеоном I.
Энгельс, постоянно переписывавшийся с Лаурой и Полем Лафаргами сообщил им подробности события, не преминув рассказать о мужественном поведении Элеоноры.
— Дело будет решаться в суде, — добавлял он, — возмущение рабочих грубостью полиции так велико, что в ближайшее воскресенье возможно новое столкновение.
Энгельс высоко ценил знания и переводческий дар Лауры, а в ее муже видел одного из самых стойких марксистов, вождя французских пролетариев. В письмах Энгельс подробно сообщал им обо всех делах в Англии, о событиях в семье, делился своими мыслями о всемирном рабочем движении, давал советы, руководя таким образом фактически борьбой социалистов. Острый глаз его увидел среди английских пролетариев новый и опасный тип человека — филистера, приспособленца, лицемера, демагога.
«Поскольку филистер, как буржуа, так и рабочий, стоит за действия в рамках законности, можно ожидать, что следующая демонстрация окажется слишком слабой, чтобы попытаться сделать что-либо серьезное. И тогда было бы жаль видеть, как лучшие люди жертвуют собой, чтобы спасти честь трусов, которые отступают уже теперь», — заканчивал Энгельс свое письмо в Париж.
Нет большей беды для труженика, нежели безработица. С нею приходят голод, многообразные унижения. Над убогими жилищами окраин, почерневшими от дыма очагов, над золотушными, присмиревшими детьми, над женщинами без возраста, скрывающими нищету под заштопанным платком, липким вонючим туманом нависает тогда отчаяние. Безработица! Несколько грошей — подачка благотворителей — не могут вывести из тупика здоровых людей, ищущих труда.
С утра до сумерек к Комитету стекались безработные в стоптанной обуви и полинявших от сырости головных уборах. Нередко у входа в Гайд-парк или на Трафальгар-сквер сходились люди на собрания, прозванные «поднебесным парламентом». Не обращая внимания на погоду, в туман и дождь выступали здесь с речами Элеонора и Эдуард Эвелинги.
В Гайд-парке встречались с рабочими также Энгельс и Лесснер.
В эти же годы пришел к социалистам Бернард Шоу, еще малоизвестный тогда публицист, ставший впоследствии знаменитым драматургом.
Бернард Шоу часто встречался с Эвелингами. Ему очень нравилась Элеонора Маркс, в ней он чувствовал ту же внутреннюю простоту и ясность духа, которые так берег в самом себе.
Еще будучи начинающим литератором, он пытался перевести на английский язык произведения Энгельса.
Шоу отличался совершенным душевным и физическим здоровьем, он никогда не лгал и любил прозрачную глубину мыслей и чувств.
В читальне Британского музея он прочел «Капитал» и затем возвращался к нему многократно, Шоу поразился гениальности всех положений и открытий, сделанных Карлом Марксом. Он написал об этом статью и навсегда сохранил чувство преклонения перед титаническим умом Маркса. Но, поняв и приняв его экономическое учение как единственно верную теоретически науку, Шоу, подобно Гейне, испугался разрушительной силы насильственных революций, опасаясь, что очистительная буря может унести вместе с песком, пылью, сухой листвой плодородный грунт накопленной великой культуры.
«Шоу был членом Фабианского общества, возглавляемого супругами Вэб, но, разделяя не до конца их цели и идеи, тянулся больше к социалистам.
Энгельс, приглядываясь к тому, что писал и делал Шоу, постепенно проникся к нему симпатией, как к несомненному таланту.
В конце лета 1888 года на большом судне «Сити оф Берлин» Фридрих Энгельс впервые в жизни отправился в Нью-Йорк. С ним поехали супруги Эвелинги, побывавшие недавно в Новом Свете с пропагандистскими лекциями, и Карл Шорлеммер