Но годы летели. Мы только-только начали встречаться, как разные места работы и мои годичные курсы повышения квалификации разбросали нас в противоположные концы Восточного побережья. Сначала мы жили в часе езды друг от друга. Затем в трех. Потом в восьми, еще позже в двадцати четырех. Так что к тому времени как мы обосновались в Южной Флориде и поженились, Дженни стояла на пороге своего тридцатилетия. У всех ее подруг уже росли дети, а тут еще ее организм начал посылать странные сигналы, свидетельствовавшие о том, что окно казавшейся в любой момент осуществимой возможности иметь детей начинает закрываться.
Я подошел к ней сзади, обнял за плечи и поцеловал в макушку.
– Не волнуйся, – сказал я. Надо признать, она правильно поставила вопрос. Никто из нас никогда не ухаживал ни за одним живым существом. Конечно, в наших семьях были домашние животные, но они не в счет, ведь мы знали, что родители в любом случае о них позаботятся. Мы оба хотели когда-нибудь завести детей, но был ли хоть один из нас к этому готов? Дети казались чем-то… страшным. Они выглядели беспомощными и хрупкими, будто легко бьющиеся игрушки, стоит только уронить.
Дженни чуть улыбнулась.
– Я подумала, что на собаке можно будет хорошо потренироваться, – сказала она.
Пока мы на ночь глядя ехали в северо-западном направлении, туда, где окраины Вест-Палм-Бич переходят в длинные ряды загородных домов, я обдумывал наше решение завести щенка. Это была огромная ответственность, особенно для двух людей, проводящих на работе целый день. Однако же мы понимали, на что идем. Мы оба выросли в семьях, где держали собак и безмерно их любили. У меня был Святой Шон, а у Дженни – сеттер Святой Винни, любимец семьи. Все самые светлые воспоминания о детстве у нас обоих были связаны с этими собаками. Мы гуляли с ними, плавали, играли, попадали в переделки. Если бы Дженни нужна была собака только для того чтобы отточить материнские навыки, я бы попытался сменить тему разговора и, возможно, купить ей что-нибудь в подарок, чтобы она не переживала. Но поскольку мы знали, что хотим однажды завести ребенка, мы с такой же уверенностью считали, что семья наша не будет полной без собаки на коврике у двери. Когда мы начали встречаться (то есть задолго до того, как мысль родить ребенка пришла нам на ум), мы часами обсуждали своих питомцев. Мы рассказывали, как скучаем по ним и ждем момента, когда у нас появится уверенность в завтрашнем дне и дом, который можно будет назвать своим, чтобы завести собаку.
Теперь у нас было и то и другое. Мы жили вместе в городе, из которого не собирались переезжать в ближайшее время. И у нас был дом, который мы считали своим.
Это был прекрасный домик на чудном маленьком огороженном участке площадью в тысячу квадратных метров, который идеально подошел бы и для собаки. Его местоположение тоже полностью соответствовало задуманному: симпатичный маленький городок, всего в полутора кварталах от Берегового канала, отделяющего Вест-Палм-Бич от особняков Палм-Бич. В конце нашей улицы Черчилль-роуд находился зеленый парк, протянувшийся вдоль побережья на несколько километров. Асфальтированная дорожка у самого берега идеально подходила для бега по утрам, катания на велосипеде и на роликовых коньках. Но более всего – для прогулки с собакой.
Наш дом был построен в 1950 году и в полной мере обладал очарованием старушки Флориды: камин, оштукатуренные стены, огромные окна, впускающие много воздуха, и балконные двери, ведущие в наше самое любимое место – застекленную веранду с задней стороны дома. Двор напоминал уютную бухту где-нибудь в тропических широтах, где по берегам растут пальмы, авокадо и яркие цветы. Над нашими зелеными владениями, словно башня, возвышалось манговое дерево, и с него с таким звуком, будто кто-то спрыгнул с крыши, каждое лето падали зрелые плоды. Мы частенько, лежа в кровати, слышали их глухой стук о землю: бум! бум! бум!
Мы купили этот домик с двумя спальнями и одной ванной сразу после медового месяца и тут же приступили к ремонту.
Прежним владельцам, вышедшему на пенсию почтовому служащему и его жене, явно нравился зеленый цвет. Так была выкрашена штукатурка снаружи, и внутренние стены, и ставни, и входная дверь. На окнах висели зеленые шторы. Ковровое покрытие, которое заказали бывшие хозяева перед продажей дома для придания ему товарного вида, тоже было зеленым. Однако этот цвет не был ни веселеньким зеленым с желтоватым отливом, ни холодным изумрудным, ни даже цветом спелого лайма. Нет, этот цвет напоминал цвет рвоты после горохового супа, только с оттенком хаки. В общем, все очень походило на военную казарму.
В первый же вечер в новом доме мы начисто отодрали абсолютно новый зеленый ковролин и выбросили его на улицу. Под ним обнаружился первоначальный пол из дубовых досок в великолепном состоянии. Нам показалось, что по нему вообще никто никогда не ходил. Мы тщательно отшлифовали его и залакировали до блеска. После этого мы решили потратить большую часть двухнедельной зарплаты на персидский ковер ручной работы, который расстелили в гостиной перед камином. Со временем мы перекрасили все зеленые поверхности и заменили все зеленые предметы. Барак почтового служащего постепенно становился нашим домом.