А еще она его кормила. Следуя инструкциям на упаковке, мы давали Марли три большие миски щенячьего корма в день.
Между завтраком, обедом и ужином Марли предавался любимой забаве: хватал ботинок, или подушку, или карандаш — первое, что попадет на зуб, — и убегал с ним.
Особенно радовали его небольшие предметы, которые легко спрятать во рту. Однако скрыть, что в пасти у него добыча, Марли не удавалось. Он приходил в безумный восторг и начинал как-то приплясывать на месте, тряся головой и извиваясь всем телом. Этот сумасшедший танец мы прозвали «мамбой Марли».
— Ну-с, и что у нас на этот раз? — спрашивал я, направляясь к нему.
Марли пускался бежать. Когда мне наконец удавалось зажать его в угол и уговорить открыть пасть, я никогда не оставался с пустыми руками. Обязательно оказывалось, что он подобрал что-то с пола, или вытащил из мусорного ведра, или (когда стал побольше) стянул с обеденного стола. Бумажные полотенца, салфетки, пробки от бутылок, шахматные фигуры — все шло в дело. Однажды я обнаружил, что к небу Марли приклеился чек, которым мне выплачивали зарплату!
Скоро у нас сложился новый распорядок дня. Каждое утро начиналось с прогулки до берега и обратно. После завтрака и перед душем я обходил задний двор с лопатой и закапывал «мины», оставленные Марли. Дженни уходила на работу еще до девяти, а я редко выходил из дому раньше десяти, так что мне выпадало запирать Марли в бетонном бункере, оставив ему свежую воду, богатый набор игрушек и просьбу «быть хорошим мальчиком». В половине первого Дженни возвращалась домой на обеденный перерыв, кормила Марли и выпускала его во двор поиграть с мячом. Вечером, после ужина, мы отправлялись пройтись по набережной канала, где вдалеке, в розовом закатном свете, виднелись яхты Палм-Бич.
«Пройтись» — не совсем подходящее слово. Марли носился как сумасшедший. Стоило ему заметить что-нибудь интересное, он рвался вперед, натягивая поводок и рискуя задохнуться. Мы тянули его назад, а он нас — вперед. Если в пределах видимости появлялся человек с собакой, Марли с ума сходил от желания с ними познакомиться.
— Да, вот уж кто любит жизнь! — заметила о нем одна встречная собачница.
Пока он был маленьким, в перетягивании поводка мы побеждали. Однако с каждой неделей баланс сдвигался в его пользу. Марли рос и становился все сильнее. Не за горами было время, когда он начнет одолевать нас обоих. Мы понимали, что надо укротить его темперамент и приучить гулять как следует, пока он не затащил нас под колеса какого-нибудь мимо проезжающего автомобиля. Но наши друзья, ветераны-собаководы, уговаривали нас не спешить с дрессировкой.
— Еще успеется, — говорили они. — Наслаждайтесь его детством, пока можете.
Так мы и делали. Однако нельзя было позволять Марли всегда поступать по-своему. Мы установили свои правила и требовали их соблюдения. Мебель и постельное белье — не трогать. Пить из унитаза, нюхать чужие ширинки и грызть ножки стульев — не разрешается (хотя если очень хочется, то можно и перетерпеть выговор). Мы старались научись его простейшим командам: «ко мне», «сидеть», «лежать», «место» — с переменным успехом.
Однако при всех своих шумных выходках Марли играл важную роль в нашей жизни и в наших отношениях. Он показал Дженни, что она способна по-матерински заботиться о маленьких и слабых. Уже несколько недель он был на ее попечении — и процветал!
Освоившись с новым членом нашей семьи, мы свободнее и смелее заговорили о том, чтобы расширить семью иным способом. Через несколько недель после появления в доме Марли мы перестали предохраняться. Не то чтобы твердо решили завести ребенка — для людей, всю предыдущую жизнь, как огня, опасавшихся твердых решений, это был бы чересчур смелый шаг. Нет, просто перестали предохраняться.
По совести сказать, мы очень боялись. У нас было несколько знакомых пар, которые на протяжении многих месяцев, даже лет безуспешно пытались зачать ребенка и постепенно превратились в каких-то одержимых. На вечеринках они не могли говорить ни о чем, кроме визитов к врачу, анализов спермы и так далее, чем очень смущали всех сидящих за столом. Что, интересно, надо отвечать в таких случаях? «По-моему, у вас прекрасная сперма»? Страшно было представить, что мы превратимся в таких же чокнутых.
Поэтому, когда очередная семейная пара сообщала нам, что они решили обзавестись ребенком, мы в ответ молчали. Дженни просто забыла в кабинете врача свой рецепт на контрацептивы. Если забеременеет — прекрасно. Если нет — что ж, не особенно-то и хотелось, верно?