— Миллион долларов?
— Не говоря о миллионе фунтов, что она подарила мне. «Ибо трудящийся достоин награды за труды свои», как она выразилась.
— Евангелие от Луки, — сказал Джек. — «В доме же том оставайтесь, ешьте и пейте, что у них есть: ибо трудящийся достоин награды за труды свои».
— Потрясающая эрудиция, — заметила Анна. — Пожалуй, я разрешу вам пообедать со мной в салоне первого класса, когда полечу домой.
Он улыбнулся, посмотрев на нее:
— Я бы предпочел, чтобы вы пришли к нам в субботу на ужин.
— На ирландское рагу вашей матушки? Первый класс отдыхает. Конечно, приду.
— Но должен предупредить, — сказал Джек, провожая взглядом лимузин господина Накамуры, который выехал за ворота и пропал из виду.
— О чем? — спросила Анна, повернувшись к нему.
— Матушка почему-то считает, что вы три раза побывали замужем и прижили пятерых детей, причем не только от этих мужей, а из деток четверо — записные наркоманы, а пятый отбывает срок. — Он сделал паузу. — И еще она думает, что вы представительница куда более древней профессии, чем искусствоведение.
Анна расхохоталась.
— Так что вы ей скажете, когда выяснится, что все это неправда?
— Что вы не ирландка.
Об авторе
Сегодня Джеффри Арчер, в прошлом член парламента и заместитель председателя Консервативной партии Великобритании, посвящает себя целиком писательскому труду.
— В политике мое поколение сошло со сцены, — говорит Арчер. — Свою роль мы сыграли. Конечно, я по-прежнему остаюсь в курсе событий, среди моих знакомых все также много политических деятелей, но сам я уже не участвую в политическом процессе. В настоящее время я веду прямо противоположный образ жизни, ведь писательство требует уединения. Ты остаешься наедине с собой: ручка, стопка бумаги — и все. Политика же — занятие коллективное: тебе все время приходится искать компромисс с самыми разными людьми.
Взлеты и падения сопутствовали карьере Джеффри Арчера. Но он считает, что надо пережить и то и другое.
— У «черных полос» есть свои преимущества — ты знаешь, что дальше будет лучше. Это приободряет и заставляет вновь взяться за работу.
Ричард Пол Эванс
Подсолнух
Глава первая
«Эль-Хирасоль» («Подсолнух») — прибежище не только для мальчиков-сирот, которых мы подобрали на улицах Перу, но и для меня. И это не просто приют, но, как мне кажется, нечто большее. Ибо в мире, где зло, похоже, торжествует чаще, чем добро, «Хирасоль» свидетельствует о том, что мы все можем стать немного лучше. Мне кажется, значение этого скромного приюта измеряется не только числом беспризорников, которых мы здесь спасаем. Возможно, это мы, а не они нуждаемся в спасении. И потому «Подсолнух» не просто место. Это надежда.
Отправиться в джунгли была не моя идея. Приди она мне в голову, я тотчас же отправил бы ее в ту область моего сознания, где под надежным замком томятся и погибают благие намерения.
Идея принадлежала моей дочери Маккене. За три месяца до окончания средней школы учительница социологии предложила ее классу поехать в Южную Америку с гуманитарной миссией. Маккена загорелась идеей и спросила, не соглашусь ли я сопровождать ее в этом путешествии.
Я согласился. Спустя четыре месяца я вместе с ней и десятком ее бывших одноклассников садился в аэропорту Солт-Лейк-Сити на борт самолета, направлявшегося в Лиму, в Перу.
Мы не подозревали о том, что мы первая группа, которую удалось набрать нашим проводникам для поездки в Амазонию. Это обнаружилось сутки спустя, когда мы оказались в джунглях, кишащих анакондами, ягуарами и пауками величиной с ладонь. Через два дня у нас кончились запасы еды. Несколько дней мы питались дикими плодами и пираньями, которых ловили в реке. (На вкус пираньи напоминают курицу.)
Через несколько дней мы добрели до небольшой деревушки, где основали клинику. Нас ждали там индейцы-кечуа. Цель нашей гуманитарной миссии была такова: преподать местному населению основы гигиены, вылечить зубы и исправить зрение. Находившийся в нашей группе оптик проводил осмотр и выписывал рецепт, по которому я подбирал очки из тюков со старыми очками, которые мы привезли в джунгли.