Когда часы показали три, каждый из них, так и оставшись при своём мнении, отправился заниматься своими делами: Драгнил, выбрав на этот раз мармеладку со вкусом груши – готовиться к какому-то скучному семинару, Люси – к подруге за скрипкой. Потому что первый рисунок был готов, а для второго, сюжет которого был навеян прекрасной музыкой, требовался дополнительный инвентарь. Леви МакГарден, студентка консерватории и давняя подруга, долго и обстоятельно выспрашивала, зачем вдруг Хартфилии понадобился инструмент, охала, ахала, хмурила тонкие бровки, но, в конце концов, согласилась выдать художнице старую скрипку в обмен на обещание нарисовать её, Леви, портрет. После чего ещё полчаса объясняла, что можно, а что нельзя делать со столь хрупким и дорогим её сердцу предметом. Люси всё старательно выслушала, покивала и, пообещав вернуть инструмент в целости и сохранности, быстренько ретировалась.
На следующий день, устроив натурщика в новой позе и начав рисунок, девушка решила вернуться к вчерашнему разговору. Информация о том, что Нацу нравится классическая музыка, весьма удивила – она прекрасно помнила, как это чудо, согласившись однажды сопровождать её на концерт, бессовестно продрыхло почти всё время, с удобством устроив голову на худеньком плече своей спутницы. Не храпел, и то ладно, хотя Люси всё равно было стыдно, и с тех пор девушка и в самом деле не брала Драгнила на такие мероприятия. А теперь ей безумно хотелось узнать, почему друг предпочитает слушать музыку именно так, и при этом не засыпает.
На её вопрос Нацу ответил не сразу. Задумчиво помолчал, словно подбирая слова, потом начал медленно говорить:
– Знаешь… Скорее всего, дело в том, в какой обстановке и для чего я это делаю. Музыка может быть просто фоном, так называемым «белым» шумом, чтобы не сидеть в тишине. Иногда мне хочется от чего-то отвлечься, переключить внимание, чтобы помочь мозгу принять какое-то решение. И опять же, музыка тоже в этом неплохо помогает. Но чтобы получать от неё удовольствие, лично мне необходимо, чтобы этому общению никто не мешал. Это как с сексом: кому-то нравится, что за ним наблюдают во время процесса, кто-то считает это действо настолько интимным, что готов заниматься им только наедине с любимым человеком. Ну, скажи, о каком наслаждении может идти речь, когда вокруг толпа народа? При этом один почёсывается, другой зевает или кашляет…
– А третий спит, – не смогла сдержаться от подколки Люси. Парень только скосил на неё глаза – сегодня он был повёрнут к художнице в профиль и не мог видеть её лица. Впрочем, девушка быстро оставила шутливый тон. – Наверное, ты в чём-то прав, – согласилась она с аргументами друга. – Я никогда не смотрела на музыку с этой точки зрения. Раньше… я её просто слушала, иногда представляла какие-то картинки… Вот и всё.
– Хм… А ты не пыталась угадать, какой инструмент играет тот или иной кусочек?
– Зачем мне угадывать, если я знаю?
– Знаешь, потому что видела на концерте? – уточнил Драгнил. Люси кивнула, потом, сообразив, что парень не видит её, подтвердила это вслух. – А я не видел, и мне это интересно. Хотя это касается любой музыки, не только классической. Попробуй как-нибудь, думаю, тебе понравится. Кстати, у меня есть неплохие записи красивой инструментальной музыки, может, в следующий раз… О, чёрт!
Девушка, в это время растушёвывающая на рисунке тень, резко вскинула голову. Как там она говорила? Подумает об ЭТОМ чуть позже, когда придёт время? Ну-ну! Наивная…
Комментарий к Малиновая
Тот самый любимый кусочек нашего натурщика)
http://myzlo.info/poisk/%D0%97%D0%B8%D0%BC%D0%B0%20%D0%A7%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%201%20%D0%90%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D0%B3%D1%80%D0%BE%20%D0%BD%D0%BE%D0%BD%20%D0%BC%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%82%D0%BE
========== Вишнёвая ==========
Что испытывают дети, когда видят, как хитрый фокусник вынимает из чёрного старомодного цилиндра маленького пушистого кролика или связку разноцветных платков? Удивление, восторг, страх… Люси просто впала в ступор, смотря, как исчезает в недрах потрёпанной временем и бесконечной чередой выступлений шляпе симпатичный белый зверёк, умильно шевелящий розовым мокрым носиком, а потом на свет Божий вместо него появляются бумажные флажки и растрёпанный букет искусственных цветов.
Примерно то же девушка испытала и в тот момент, когда, услышав огорчённый возглас Нацу, вскинула на него глаза. Конечно, она была уже не ребёнком, да и происходящее мало смахивало на фокусы, но по оказанному на неё эффекту практически не отличалось одно от другого. Из ступора её вывел немного растерянный голос друга:
– Э-э-э… Люси… Может, мне… вернуть его на место?
– Не надо… – жалобно выдохнула художница, пытаясь удержать в дрожащих пальцах уголёк. – Стой уж так…
Чтобы не испортить рисунок, пришлось переместить внимание на тени, почти не касаясь тела. Но именно это и помогло девушке отвлечься и забыть произошедший казус. Причём настолько отвлечься, что когда тихонько тренькнули часы, оповещающие о прошествии очередных пятнадцати минут, после которых надо сделать перерыв (в процессе рисования Люси просто забывала о времени, а натурщик то ли по неопытности, то ли из самых дружеских побуждений не торопился ей напоминать о необходимости отдыха для себя), она лишь бросила молодому человеку: «Нацу, отдыхай» и продолжила прорабатывать ту часть работы, где он был ей не нужен.
Когда Драгнил снова вернулся к своим обязанностям, встав у стола, художнице всё же пришлось оторваться от рисунка. Потому что решить один важный вопрос могла только она.
Нацу, кашлянув, чтобы привлечь её внимание, негромко поинтересовался:
– Мне оставаться так или…
Даже не поднимая головы, девушка знала, в каком виде сейчас стоит её натурщик и о чём он спрашивает. Поэтому она ответила – так же тихо и не отрывая глаз от бумаги:
– Снимай… – ну, в самом деле, есть ли смысл теперь в этом «фиговом листе», если уже и видела, и всё равно снимать придётся?
Парень, молча откинув ненужное теперь полотенце, постарался принять ту же позу, что и до перерыва. Люси, старательно обходя глазами зону «Х», сделала несколько замечаний, чувствуя, как горят щёки и слегка дрожит голос. Впрочем, скоро ей стало не до стеснения – рисование настолько всегда захватывало её, что она порой не замечала ни времени, ни усталости.
Отследить взглядом линию. Короткими, лёгкими штрихами проложить её на бумаге, едва касаясь бархатистой поверхности листа заточенным ребром уголька. А здесь провести широкой стороной обожженной палочки, то сильнее, то слабее надавливая на брусочек – наметить тень, которая после растушёвки станет глубже и мягче. Не рисовать – творить, превращая союз бумаги и угля в нечто живое, со своим характером и душой. И голосом. Потому что, начиная с этой работы, все последующие – она уже знала, чувствовала это – обязательно начнут говорить.
Уже поздно вечером, снова рассматривая рисунок под льющуюся из магнитолы первую часть «Зимы» Вивальди, Люси поймала себя на том, что ей чего-то не хватает в нём. Да, это всего лишь незаконченный набросок, но дело было не в этом. Она и сама не знала, чего именно не доставало этой работе, но странное ощущение лёгкой тревоги не ушло и на следующий день. А потом к ней прибавилось раздражение от того, что сегодняшний сеанс придётся сделать чуть ли не в половину короче: ещё утром ей позвонили из кафе и попросили выйти на смену пораньше.
Как только Нацу пришёл, Люси, торопливо затолкав его в студию и попросив как можно быстрее подготовиться, выскользнула в коридор, чтобы дать парню спокойно раздеться, но закрывать дверь не стала, лишь отошла в сторону от проёма, нетерпеливо постукивая ногой по полу.
– Что за спешка? – громко окликнул её из комнаты Драгнил. – Тебе так не терпится увидеть меня полностью обнажённым?
– Нацу… – простонала девушка, утыкаясь лбом в стену и обречённо закрывая глаза – кажется, друг никогда не прекратит подкалывать её на эту тему. – Вынуждена тебя огорчить – дело не в тебе. Просто сегодня сеанс будет на час короче.
– Почему? – полюбопытствовал молодой человек.