– Эй! – крикнула я, вдруг разозлившись, – спускайся и помоги мне!
– Иду!
Дора свалилась с дерева и встала, потирая ушибленный локоть. – Ни одного гнезда. А когда мы были двойками, было сколько угодно. Тяжёлое времячко.
Я не удержалась от улыбки. Летом начнётся земляника, и Дора забудет про «тяжёлые времена». Мы сгребли несколько куч, Дора увидела прошлогоднюю рябину, которую чудом не успела обглодать за зиму, и отправилась охотиться за ней. А я припомнила, в каком из дупл прятала кулёк с карамелью. Пока Дора была отвлечена, я запустила руку в знакомую развилку между двумя сестринскими стволами, но нащупала не кулёк.
Пальцы коснулись маленького куска плотной бумаги. Я быстро потянула его – в руках оказалась карта, наподобие тех, в которые воспитательницы резались долгими зимними вечерами. Потом я поняла, что это не просто карта. У неё была рубашка, украшенная изысканным цветочным узором, рисованным от руки. На лицевой стороне написана была большая, величественная женщина: свободные одежды струятся до пят, полускрывают её мраморный пьедестал, руки скрещены на груди, голова гордо поднята и увенчана короной-солнцем.
На белом рукаве девы написано: «Дебора Пророчица. В пятницу в десять в библиотеке, Гнездо».
Ужас пришёл ко мне раньше, чем я успела осознать, что это за вещь. А потом я прочла внизу витиеватое: «Верховная жрица», и никаких сомнений не осталось.
Я держала в руках вещь, за которую некогда из пансиона выгнали десять девочек – а изгнание считается худшим наказанием, даже хуже карцера-«тюряжки». Говорят, изгнанные создали дьявольскую колоду, написав её по памяти, от руки, все семьдесят восемь карт. Тридцать две карты воспитательницы изъяли и сожгли, остальные исчезли – не то затерялись, не то разошлись по рукам, что в пансионе означает почти одно и тоже. Когда карты искали, грозили отчислением тем, у кого их обнаружат, но их не выдали, и куцая колода сохранилась где-то в стенах. Я этого дела не застала, но Мэг сплетница многое услышала о нём от десяток, которые тогда сами были малышками.
И вот, карта проклятой колоды у меня в руках. Я судорожно спрятала её в рукав, когда позади раздались шаги Доры.
– Ну, работать? – спросила она, утирая рот, весь в жёлтом горьком соке.
– Работать, – выдавила я.
***
Таков был мой подарок на день рождения. Но по-настоящему я получила его лишь на следующий день. Всю ночь я не могла заснуть, ожидая следующего дня. Пятница введёт меня в совсем новый мир. Мир, в котором по рукам кочуют страшные запретные карты, где девушки, подвязав юбки, крадутся по ночным коридорам, собираются в заброшенных классах, мир, где тайные знаки ложатся на подоконники галереи и исчезают с них столь же таинственно.
Одновременно я боялась – сначала успокаивала себя тем, что карта надёжно спрятана, но потом снова покрывалась мурашками. Если карту найдут, то мне конец. Я убеждала себя прекратить беспокоиться и невольно слушала ночные разговоры комнаты.
– Я подружилась с парнишкой зеленщика, – шептала со своей кровати Мэг, – никакого тифа в деревне нет. Они ярмарку собирают. Нас и шмонают, наверное, поэтому.
– Как? Как подружилась? – лихорадочно спрашивала Джули, свесившись с верхней койки.
– Всё тебе расскажи! Короче. Меня утром отправили ступеньки мести. А он тут как тут. Сначала боялся, но я его приманила. Пугливые они все конечно, только я умею с ними говорить.
Жизель заговорила из темноты, и разговор на секунду затих, но она обращалась к Сесиль, не к Мэг:
– Эй, дашь книгу, как прочитаешь?
Сесиль нервно дёрнула плечами со своего подоконника.
– Не хочет она, – перевела Елена, – ты всё теряешь, а потом воспитательницы это находят. И влетает всем.
– Когда это было?
– Месяц назад ты плохо секретик спрятала. Тебе-то хорошо было в тюряжке, а мы всю ночь на ногах простояли.