Мы помолчали несколько минут, прежде чем она прочистила горло.
— Почему тебя это волнует? Мне нужна правда, Келли. Потому что я не сдвинусь с места, пока не узнаю правду.
— В тот день, когда убили моего старика, мой брат словил пулю, предназначавшуюся мне, чем спас мне жизнь. Но это навсегда изменило его жизнь.
— Нет. Правду о том, почему ты занимаешься этим. Почему борешься за общество, чтобы потом повернуться к нему спиной и разрушить его. Я не дура. Я знаю, что такое игра и знаю правила этой игры. Вещи, которые приносят наибольшую прибыль, являются самыми мощными, потому что они приносят больше всего денег. Наркотики занимают одно из первых мест в этом списке. Но ты не пытаешься управлять миром, Келли. Ты управляешь одной маленькой его частью. Бунтарь, у которого есть причина, сильнее бунтаря, у которого ее нет. Бунтарю, у которого есть причина, не только есть за что убивать, но и есть за что умирать.
Я тяжело вздохнул, и огонь от виски, задержавшегося на моем языке, обжег воздух вокруг меня.
— Я краду их, а затем уничтожаю. Я начиняю грузовики взрывчаткой и взрываю их. Управление Адской кухней — это не только и не столько управление ею. Речь идет о том, чтобы держать это дерьмо подальше от людей. Давая им лучший выбор, если это возможно. Это то, что делал мой старик. То, за что он умер.
— Что этот…
— Гребаный лжец наплел?
— Ага, — выдохнула она. — Он хотел…
— Он хотел вернуть их Грейди, но если он не сможет слизать их с земли, он не получит их обратно.
— Вот как ты навредил им. Почему они хотят твоей смерти.
Я постучал себя по виску.
— До тебя начинает доходить.
На некоторое время она умолкла.
— Овощи. Грузовики. Почему ты не поехал со мной в Италию. Ты…
— Бум, — сказал я, сложив руки вместе, имитируя взрыв, но вышло тихо.
— Самый большой груз. Больше всего денег.
— Твой отец, — сказала она, а затем заколебалась.
Развернулся к ней. Кили прищурилась, раздумывая о чем-то.
— Он научил тебя, как делать взрывчатку? Которую ты использовал, чтобы взорвать грузовики с овощами?
— Каждый из них, — ответил я, а затем повернулся обратно к реке.
— Новости… — начала она, а затем ее голос дрогнул. — Ты делаешь это из-за нее. Почему?
Она. Женщина, которую я считал мертвой. Моя мать.
— Мне сказали, что она умерла от передозировки.
Я вспомнил, как мой отец отвез ее в больницу, а потом я больше никогда ее не видел. Однако мои воспоминания были чертовски ошибочны, потому что я мало что еще помнил о ней. И я должен был. Мне было десять. Киллиан и я некоторое время жили с родителями нашего отца после того, как нам сказали, что мы ее больше никогда не увидим, сначала в Дерри, а потом в Гвидоре, а потом наш старик привел нас в Адскую кухню.
Кили что-то сказала, но мне потребовалась минута, чтобы посмотреть на нее.
— Я была неправа — Она колебалась. — И, может быть, немного напугана. Нет. — Она покачала головой. — Правда. Мне правда было страшно. Но теперь я в ужасе.
— От чего, дорогая?
Она сделала глубокий вдох, медленно выдыхая, а затем сделала шаг, и еще один, пока не сократила расстояние между нами. Я выпрямился, повернувшись к ней лицом, и она обхватила меня руками, прижавшись головой к моей груди.
С ее губ сорвались три слова, которых я никогда раньше не слышал.
— О того, что могу потерять тебя.
С таким же успехом она могла бы сказать: «Я люблю тебя». Если бы она это сделала, у меня были бы чертовски большие неприятности — потому что Кили Келли была самой опасной работой, которую я когда-либо выполнял, и ее сердце было самой ценной вещью, которую я когда-либо крал.
27
Кили
Он никогда так на меня не смотрел.
Даже в первый раз, когда мы встретились на кладбище.
Даже когда он смотрел, как я иду к алтарю.
Даже после того, как он трахнул меня в первый раз.
Или время после.
Или в любое время с тех пор.
Даже когда он застал меня в платье цвета его глаз — ярко-зеленом — перед первым политическим мероприятием.
Даже когда я объявила перемирие «У Салливана».
Он смотрел на меня без притворства, без маски, не сдерживаясь. Кэш Келли посмотрел на меня взглядом, правдивым взглядом. Именно так он смотрел на меня тогда, в квартире в Дерри, но он больше не закрывал глаза.
Если у Кэша Келли не было сердца, как он утверждал, он поглотил меня чем-то еще большим — своей душой.
Я никогда не возражала против темноты. Я была бы его путеводной звездой, огнем, пока он не нашел бы дорогу домой. Ко мне.