Карлос рассматривает стены, но его взгляд пытается проникнуть под художественный глянец, оценить объемы, скрытые шлюзы, устройства безопасности, в то время как Алин не может справиться с внезапно начавшимся головокружением.
– Я вам об этом рассказываю, – говорит Сохраненный, – поскольку он попросил меня вас проинформировать. В целом это означает, что, если вы произведете на него хорошее впечатление, вы получите доступ, хоть и ограниченный, в комнату его дочери.
Алин недоверчиво оборачивается, но ничего не говорит: комната Тэм Эдо-Джендал является для десятков миллионов поклонников священным храмом, колыбелью восторга, источником света, непрерывно наполняющего собой голографические медиа и цифровые музеи в течение почти пяти лет. Весь мир знает ее лицо. Весь мир знает ее историю – рассказанную тысячу раз, экранизированную тысячу раз и описанную в романах еще большее количество раз – историю больного ребенка, спасенного от генетической аномалии, приводящей к появлению мертворожденных эмбрионов, благодаря поистине героическим усилиям ее родителей-медиков и их метакорпорации, с тех пор получившей мировое влияние. Все благодаря сетям в курсе ее дружеских привязанностей, позиций и предпочтений, блестяще согласованных и тщательно выверенных. Но Тэм Эдо-Джендал прежде всего вошла в историю не из-за своей медийной популярности или симпатии со стороны обоих миров, а благодаря невиданной силе своего искусства, своих загадочных произведений, одновременно синтетических и трансцендентных, которые она называет бессмертным ростком искусства прошлых веков и тысячелетий.
По мере того как они приближаются к концу коридора, Алин не покидает все более усиливающееся ощущение, что они с Карлосом вот-вот наткнутся на какой-то ключ к волшебной сказке, некий дисгармонический узел, скрывающийся в золотых нитях ковра.
Когда перед ними открывается шлюз из кристально чистого стекла, Сохраненный указывает на него металлической рукой.
– Лейтенант Руби, капитан Ривера, здесь наши пути расходятся… Я предупредил господина Джендала о вашем прибытии.
Не обращая внимания на их гида, возвращающегося назад по коридору, Карлос встает перед шлюзом.
– И что мы имеем на данный момент? – Алин пожимает плечами. – Чудесный подросток-вундеркинд, вызывающий восхищение в международном масштабе, расстроенный отец, очень умеренно сотрудничающий доктор… И?
– И слишком много дурных предчувствий, чтобы долго стоять перед этой дверью, если тебе интересно мое мнение… – мысленно отвечает Алин.
С этими словами она легонько толкает Карлоса рукой, толком не понимая, что ею движет – поиски смысла или желание помочь своему другу, – и решительным шагом заходит в шлюз.
Карлос делает глубокий вдох, следует за ней, и, прежде чем шлюз закрывается, Алин делает вид, что не замечает, как дрожит рука ее напарника.
4
Джендал
Место встречи оказывается пустым.
Слабо освещенный зал кубической формы высотой двадцать метров, к которому ведет вниз несколько ступеней, не содержит ни мебели, ни каких-либо явных устройств. Не видно также другого выхода.
– Я предупредила начальство, – шепчет Алин, – насчет нашего опоздания. Но не получила никакого ответа.
Карлос не реагирует, и, повернувшись к нему, она понимает, что, похоже, сказала это по мыслесвязи, не осознавая, что она здесь не работает. Алин кладет руку ему на плечо, стучит себя по виску, затем отрицательно мотает головой.
– Ничего удивительного… – отвечает он, скривившись. – Это место наверняка напичкано глушилками.
Он говорит тихо, половина фразы проглатывается, потому что у него перехватывает горло: Алин не помнит, когда в последний раз видела своего напарника таким уязвимым. Карлос всегда был монстром самоконтроля, что помогло ему окончить военное училище с отличием и стать капитаном после первого же задания. Она берет себя в руки, чтобы забыть про свой стресс и переключить внимание на него.
– Все в порядке? – спрашивает Алин, чувствуя, как хмурится, пытаясь скрыть свою тревогу. – Я никогда не видела, чтобы ты так потел…
У подножия ступенек их ждет пустой и молчаливый зал.
– Да… Просто знобит немного. И затылок немеет. – Он массирует себе шею. – Не знаю, что…
Он замолкает, и поскольку Алин понимает, что он, похоже, столкнулся с первой в своей жизни панической атакой – а сейчас не самый лучший для этого момент, – она просто подходит к нему и прижимается лбом к его лбу.
– Дыши, – шепчет она. Алин пытается прочитать что-либо в его взгляде, но видит там лишь плохо контролируемую тревогу. – Через тридцать секунд тебе станет легче… Никогда тебя таким не видела, – повторяет она.