– Сколько я проболтался?
Девушка пожала плечами.
– Если ты с корабля, то четыре часа. Ты ведь с корабля? А почему не сел в спас-секцию?..
Ничего себе! Вот так побарахтался в пространстве! А по моим прикидкам – часа полтора-два. Похоже, романтическая сага о Ледяном Страже Марса чуть не подменилась страшилкой о Синюшнем Удавленнике, гоняющемся по орбите за нарушителями космонавигации. И ничего странного: в последнее время любая более-менее крупная станция обзавелась своей легендой. Либо рыдательно-страдательной, если рассказывали женщины, либо боевито-кровавой, если мужчины. А что делать? В привидения нынче никто не верит и в барабашек тоже, зато пришельцы – суровая быль. Кишмя кишат в каждом обжитом уголке системы, только на глаза не показываются. Или и Синюшный Удавленник – привидение? Всё время путаюсь.
И что я несу? Чушь какая-то!
Вообще-то, чувство времени у меня, как и у всех работающих в космосе, развито достаточно хорошо, этому специально учат. Видимо, пространство сыграло злую шутку с сознанием. В принципе, ничего странного: один, без связи, практически без надежды – наверное, просто погрузился в транс. И это совсем не радует. Получается, что стоит возникнуть какой-либо нестандартной ситуации, и я благополучно застыну, вглубь себя глядя? Нет уж – в космос такие предположения! Совсем не улыбается торчать оставшуюся жизнь на Земле, даже на Марсе меня вряд ли оставят.
– Эй, – перед носом щёлкнули пальцами, – тебе плохо?
Я помотал головой, в висках отозвалось тупой болью, и представился:
– Вообще-то меня зовут Илай. Илай Севемр.
Щёки девушки порозовели.
– Извините, – сказала она смущённо. – Я – Даша. Дарья Лайт.
– Необычная фамилия, – заметил я.
– Какая есть, – буркнула девушка, отчего-то помрачнев.
Пришёл мой черёд извиняться.
– Прости, – покаялся я. – Плохо ещё соображаю. Спасибо, что вытащила меня.
– Да уж – выудила косморыбку! – Даша улыбнулась, и на щеках под точёными скулами возникли две ямочки. – Пожалуйста.
Она немного помолчала, разглядывая меня в упор, и спросила:
– Может быть, расскажешь, почему ты в спас-модуль не сел?
Я пожал плечами.
– Опоздал элементарно. Автоматика отключилась, и пришлось вручную открывать блокираторы переходников.
Даша как-то странно посмотрела на меня.
– И тебя не подождали?
– Времени не было. К тому же, там такое творилось…
– Повезло тебе, что был в скафандре, – неопределённо заметила Даша.
– Ты меня в чём-то подозреваешь? – изумился я. – Скафандр я надел, когда понял, что не успеваю к модулю. Я как раз у шлюзового отсека был. – Помолчим пока про рубку.
– Просто я слушала сообщение спас-службы: все триста двадцать семь человек пассажиров и членов экипажа приземлились благополучно, жертв нет. Кроме тех пятерых.
Я машинально попытался пожать плечами – в скафандре этого сделать не удалось.
– Да, сознаюсь. Ты меня раскусила: я агент злобных монстров из космических глубин, алчущих… – я запнулся. – …Алчущих. В общем, алчущих!
Из глаз девушки – очень красивых, надо заметить, – исчезла тень настороженности, и Даша улыбнулась.
– Значит, поэтому ты не хочешь снимать скафандр? Там сидит маленький зелёный пришелец? Трёхногий, – добавила она, подумав.
– От тебя ничего не скроешь, – согласился я. – На самом деле, всё проще, я…
Даша оборвала меня, махнув рукой.
– Да это я так. Ну, если срочная медпомощь не требуется, я, пожалуй, к пульту вернусь – стыковаться с «Марс-3» сейчас целая проблема. Ой! – Она вдруг звонко шлёпнула себя по лбу. – Вот растяпа! Представляешь, когда компьютер тебя засёк, я так обрадовалась, что на станцию забыла сообщить. Совсем из головы вылетело.
Даша плавно повернулась и, пройдя тройку шагов, устроилась в левом от меня кресле. Из подлокотников и спинки выскользнули широкие ленты поясов безопасности, обхватив девушку этаким паучьим зажимом. Сама она тем временем начала что-то набирать на светосенсорной панели пульта. Наверное, отправляла сигнал.
– У тебя разве нет связи? – удивился я. Насколько я знал, все корабли, катера, шаттлы, зонды – любая управляемая техника в обязательном порядке оборудовалась приемо-передаточной станцией.
– Была, – откликнулась Дарья, не отвлекаясь от панели. – Прервалась, когда я подошла к обломкам. Не знаю, в чём тут дело.
Интересно. И даже очень. VVS, Video Voice Station, излюбленное детище Земной информсети, разработанная специально для эксплуатации в пространстве, практически никогда не отказывали. Во всяком случае, я такого не помнил. VVS отлично работали в пяти меркурианских экспедициях, а там солнечная активность сводила с ума большую часть электроники. Обломки корабля? М-реактор был заглушен, а больше на лайнере просто не было ничего, способного повлиять на работу станции.
– Ты бы лёг и пристегнулся, – сказала Даша. – У меня тут неполадки с компьютером, буду пока вести вручную, а это чревато, знаешь ли. Можно и на полу оказаться. Или на потолке.
– Или вообще летать начну. – Я поднялся, добрался до второго кресла, отстегнул ранец и сел.
Так, что у нас здесь?
Услужливо развернулась немного вогнутая сенсопанель с голографическим макетом зонда в разрезе; справа и сверху медленно вращалось вокруг своей оси и помигивало нитями энерговодов его трёхмерное изображение. Прямо перед глазами высветились перетекающие друг в друга разноцветные потоки, снабжённые меняющимися цифрами – положение зонда относительно Марса и «Марс-3», расчётная траектория полета, график коррекции курса и математические выкладки самого курса. Слева и ниже на плоскости светились данные о заряде м-аккумулятора. Что ж, энергии полным-полно, а следовательно…
– Даша, – я бросил взгляд на девушку, сосредоточенно что-то набиравшую на пульте; девушка даже высунула кончик языка от усердия. И хмурилась. Видимо, что-то не складывалось.
– Да?
– Откуда МОУ?
Девушка оторвалась от панели и посмотрела на меня.
– ИКП-2 Северного полушария. А что?
Я удивился.
– Вы за пределами атмосферы работаете?
Она чуть покраснела и сказала сухо:
– Когда получила сообщение о крушении, была в верхней точке глиссады и решила помочь, чем могу.
– И огромное тебе спасибо. Я, собственно, хотел предложить вернуться к вам в ИКП-2. На «Марс-3» сейчас и так дел хватает, зачем нагружать людей лишними хлопотами?
– Н-но… – Она неуверенно пожала плечами. – Как же…
– Подумай сама: станцию нужно возвращать на прежнюю орбиту, проводить полный осмотр наружного корпуса, да и внутреннего тоже, не говоря уж о восстановительных работах. Ну и разные мелочи, от которых всё равно некуда деваться: инвентаризация, например, да та же уборка! И тут мы ещё. Тем более, что к вашему институту мы спокойно доберемся на автопилоте часа за три, а станция сейчас уже с другой стороны планеты.
Дарья медленно покачала головой.
– Даже не знаю, – протянула она и задумалась.
Я ждал.
– А знаешь, ты прав! – сказала она, наконец. – В самом деле, людям сейчас не до нас. Тем более, – она ожесточённо ткнула пальцем в панель – тот пробил её насквозь, высунувшись с другой стороны на целую фалангу, со стороны это выглядело довольно забавно, – VVS не работает, не могу ни с кем связаться. Не СОС же посылать!
– СОС не надо, – согласился я. – Не переживай, придумаем что-нибудь.
– Твоими молитвами.
Даша кивнула на пульт, где должен был светить огонёк «С-Ч»
Кроме пресловутой VVS, все космические аппараты имели отдельные, независимые радиоузлы, связанные модулированными сигналами типа «свой-чужой» с МЦС – Марсианскими центрами связи: Северного или Южного полушарий. Они монтировались сразу при закладке корпусов кораблей, согласно Инструкции по созданию и эксплуатации космической техники. В нашем случае связь должна быть с Северным, раз МОУ принадлежал «Двойке». Институту Климатических Преобразований-2, как упомянула Даша. Организации весьма почтенной и уважаемой на Марсе, от которой в большей степени зависело, станет ли климат планеты не просто удобным – комфортным для человека. Вторую Землю, разумеется, создать здесь не удастся, да, наверное, и не нужно. Пока. Но вот сделать так, чтобы с удовольствием плавать в россыпи озёр или бродить в окружающих посёлки выращенных лесах, «Двойка» обещала уже лет через 10. Ну, или 20. Или 30. Не важно! Главное – что будет. Связи только вот сейчас не было. Огонёк не горел.