Я растерянно огляделся и встретил сочувствующий взгляд Хрулёва.
– Вы введите в графу оплаты своё имя и должность.
Я машинально послушался.
Надпись «оплатить» исчезла, сменившись надписью «оплачено».
– Всем эвакуированным с «Дайны М» начислен минимальный для проживания размер УДЕ, пока не восстановят собственные средства экипажа и пассажиров, – объяснил Хрулёв. – У вас они сейчас на ключ-карте, потом, если уедете от нас раньше, переведём, куда скажете.
– Спасибо, – сказал я, проверяя начисления. 270 условно-денежных единиц. Что ж, вполне.
– Не за что, – сказал Хрулёв. – Я-то здесь при чём? – Он шагнул во внезапно протаявшую в монолитной стене дверь.
– И всё равно – спасибо!
Я, в свою очередь, вошёл в другую открывшуюся дверь.
Стандартный гостиничный номер: комната с широкой кроватью, затемнённый пластик окна. Столик с консолью компьютера и жёсткий вращаюшийся стул. Встроенная дверь в душевую. Вот и всё. Стандарт. И причём здесь Хилтон?
Стянув комбинезон, я убрал его во встроенный шкаф.
Хотелось есть. Можно было бы поискать в компьютере ближайшее ночное кафе, наверняка здесь есть какое-нибудь дежурное, а то последний раз мы с Дашей перекусывали в вахтовом посёлке утром. Даша...
Чем я вообще занимаюсь? Следовало бы обдумать всё, случившееся за последние два дня, начиная с катастрофы, но в голову упорно лезли воспоминания о Дашиной улыбке, больших, иногда сердито прищуренных, синих глазах, напоминающем весеннюю капель смехе.
На консоли прозвучал гудок вызова. Хрулёв. Интересно, что ему нужно?
Я открыл дверь.
– Я прошу прощения, – чопорно произнёс Хрулёв, – но мне, кажется, что вас оставили голодным?
– Ну…да, – сказал я. – Только не «оставили»: кормить меня никто не обязан…
– Бросьте! – перебил Хрулёв. – Обязаны – не обязаны. – Он поставил на стол длинный пластиковый контейнер и открыл. – Угощайтесь.
– Благодарю. – Я достал из контейнера завёрнутую в салфетку ложку. – Пахло одуряюще вкусно.
– А хотите выпить? – вдруг предложил Хрулёв, глядя, как я расправляюсь с порцией гуляша. – Не подумайте ничего, но после крушения «Дайны М» мы все на взводе.
– Даша говорила – сердечники к преобразователям.
Я провёл рукой по стене над консолью, открыл встроенный бар. Он был пуст, если не считать бутылки с водой и колбочки с соком. Рюмки, правда, имелись.
– Доставайте-доставайте. – Хрулёв вытащил непонятно откуда небольшую плоскую фляжку.
Он свинтил крышку и разлил светло-коричневую жидкость.
Коньяк и очень неплохой.
Я вытер салфеткой ложку и протянул Хрулёву, но тот лишь покачал головой.
– Спасибо, не нужно. Коньяк вообще не закусывают, да и пить его следует из специальных бокалов. Это я уж так – чисто по-русски. Вы ведь русский?
– Марсианин, – пробурчал я с набитым ртом, – теперь.
– Теперь мы все марсиане. – Хрулёв налил ещё. – Предлагаю перейти на «ты».
– Поддерживаю. – Я сунул ему руку. – Илай.
– Сергей.
Мы чокнулись и выпили. Сергей налил ещё по одной, но пить не торопился. Дождался, пока я закончу трапезу и, положив ложку внутрь пластикового бокса, закрою крышку, лишь тогда пригубил напиток. Я блаженно откинулся на стуле и последовал его примеру, хотя и пить уже не хотелось.
– Даже не знаю, с чего начать, – сказал Хрулёв. – Если честно, просто никто из наших больше в гостинице не живёт, у всех свои апартаменты. А я на срыве. Сердечники – моя епархия, и сегодня в Администрации на них официально поставили крест.
– Сочувствую. – Мы помолчали. – А почему ты живёшь в гостинице?
Сергей скривился.
– У меня коттедж в Северном, мы там с женой живём. Работаю большей частью на зондах. Зачем мне ещё комнаты?
– Действительно, – согласился я. – А что, с сердечниками так серьёзно? Извини, вопрос дурацкий.
Сергей пожал плечами.
– Без атмосферы, конечно, не останемся. Но мы и так от графика отстаём, а без сердечников к зондам…
– А Дарья говорила, что вы наоборот – опережаете график, – припомнил я.
Хрулёв хмыкнул.
– Смотря какой. Если утверждённый Землёй для всеобщего пользования, то да, идём с опережением. А если наш внутренний, на который мы ориентируемся, то отстаём и сильно. Да ещё выбрыки марпоники!
– Ты о чём? – не понял я.
Сергей отхлебнул из рюмки, я скопировал, и он улыбнулся.
– Процесс терраформирвания, иначе геообразования, на самом деле тайна за семью печатями. Это как с рождением человека, всё по полочкам разложили: и как происходит зачатие и почему, и как растёт плод, и как происходит рождение – всё. Но откуда, грубо выражаясь, дети берутся, не знаем. Так и здесь. Взять хотя бы каньоны. Принято считать их лёгкими Марса. Ещё бы, тут и террамодуляторы, и фиксированные на орбите климатические преобразователи, и окружающие поля марпоники. А если для планеты это не лёгкие, а раны?
Хм, интересное замечание.
– Вот мы запустили процесс и смотрим. Магнитное поле – да! Это хорошо! Атмосфера – вообще замечательно! А вот куда подевалась вода? Планировалось, что при терраформировании произойдёт возгонка, после чего пар осядет на поверхности, вернее, его впитает марпоника и начнёт первичную переработку на водород и кислород. Ещё и подпитываться будет водородом. А водород исчез. Нет его! Куда, спрашивается, исчез? В космос? Обязательно бы отследили. Вот картина: кислород есть, водорода нет.
– Сомневаюсь.
– Да нет, есть-то-он-есть. Мало, очень мало. Кстати, штолен-проходчики занимаются отнюдь не поисками воды. Вернее, не только поисками. Терраформирование Марса привело к тому, что залежи всех полезных ископаемых – всех, без исключения! – оказались перемешаны между собой в единую массу, покрыв этаким «блином»-слоем поверхность планеты. Бригады штолен-проходчиков корректируют уже имеющуюся систему штолен терраформирования в узор для модулированного излучения м-реакторов. По уверениям Администрации и большей части научного истеблишмента – способного послужить катализатором для выпадения из общей массы трансурановых элементов и концентрации их для начала.
– Сильно! Сделать из целой планеты лабораторию! А не страшно?
– Поначалу было, теперь привык. И я всё-таки больше с марпоникой связан, чем с терраформированием. Ты, кстати, в курсе, что изначально экспериментировали с хлореллой?
Я кинул.
– Видишь, в курсе. А большая часть народу не в курсе и не хотят быть в курсе. Даже здесь, на Марсе. В любом случае, марпоника – это растение. Она и задумывалась и выращивалась, как растение.
Он замолчал.
– И что она? – поторопил я его. – Сделалась разумной в тяжёлых условиях Марса? Теория развития и сюда добралась? Так давай высадим её на спутниках Юпитера, там условия ещё тяжелее. И будет нам взращённый собрат по разуму.
– А ты не смейся! – неожиданно зло выдохнул Хрулёв. Он с размаху поставил рюмку на стол, жидкость выплеснулась и растеклась маленькой лужицей. – Не знаю, разумная она или нет, но ведёт себя уж точно не как растение, и не как животное, кстати. Я даже прибрасывал давнюю теорию о коллективном псевдоразуме, осознающим себя при перерастании количества в качество из собранных фрагментов-зёрен, чуть ли не до колоний разумных микробах додумался. Но нет, не сходится!
– И откуда такие мысли? – Я удивился. – У тебя есть факты? Достоверные.
Сергей скорчил подобие улыбки и потянулся бутылкой к моей рюмке, но я прикрыл её ладонью.
– Мне хватит. Спасибо за коньяк, но хватит. Так что с доказательствами?
Хрулёв немного поколебался, но потом закрыл крышку и поставил бутылку на стол.
– Достоверных нет, – сказал он как-то тоскливо. – Так догадки и предчувствия. Хотя кое-что я видел, и другие тоже. Вот пару дней назад, то есть, ночей, стебли начали волноваться. Ну, как волны на море, потом успокоились.
– И всё? – Даже на Земле трава шевелится на лугах.