Главным из них было зерно, внешне похожее на рис, а по вкусу напоминавшее ячмень. Блюда с зерном и фруктами были расставлены вперемежку. Среди фруктов преобладали крупные коричневые овальные плоды с толстой несъедобной кожурой и спелым содержимым, напоминающим киви, только красного цвета. Этот фрукт рос на деревьях, похожих на финиковые пальмы, и люди, не мудрствуя лукаво, окрестили их сначала киви-финиками, а затем и квиниками, для простоты.
Подали и горячее, точнее дымящееся, тоже на больших деревянных блюдах, но мало кто из людей рискнул его попробовать, поскольку никто так и не сумел понять, что это там такое, зажаренное до угольков.
Местные запивали еду некой разновидностью спиртного, подвергнутого не только ферментативным процессам, но и перегонке. В отношении к алкоголю мардуканцы явно ничем не отличались от людей и для получения удовольствия усилий не жалели: сержант-майор, едва пригубив крепкое пойло местного производства, грозно зарычала на взводных сержантов, и эхо ее рычания кругами расходилось по отряду до тех пор, пока последний рядовой не уразумел, что с ним произойдет, если он посмеет надраться. Еще в местных джунглях варили пиво, плотное и горькое, и некоторым морпехам оно пришлось очень даже по вкусу, но все остальные нашли его отвратительным.
В соответствии с обычаями хозяев люди брали зерно и фрукты руками, отмахиваясь при этом от насекомых, домашней скотины и домашних любимцев (и те и другие напоминали ящериц, только разного размера).
Гвоздем пиршества предстояло стать здоровенной ящерице, которую жарили на вертеле на главном костре. Голову ей отрубили, мясистое тело достигало в длину метра с четвертью, а длинный хвост все время высовывался из огня. Вертел вращал мардуканский подросток, очень серьезный и сосредоточенный, явно сознающий свою ответственность за порученное дело. Кстати, детей его возраста по деревне бегало не так уж много.
Мардуканцы были живородящими, то есть не откладывали яйца, а рожали детенышей, по четыре «штуки», а то и по шесть и по восемь. Младенцы рождались очень маленькими, примерно с земную белку ростом. Мать приклеивала детенышей к своей слизистой спине, и там они потихоньку подрастали. Слизь служила им и защитой, и пищей. Немного окрепнув, они переходили к самостоятельному существованию. Таких вот, чуть подросших, детенышей было очень много, они так и кишели под ногами взрослых, скотины, да и чужаков-пехотинцев. Внимания на них никто не обращал, во всяком случае не больше, чем на ящерок, выполнявших в этом обществе роль кошек. О'Кейси, стучавшая по клавишам планшета, приостановилась и покачала головой.
— У них, должно быть, чудовищная детская смертность, — сказала она с зевком.
— Почему? — спросил Роджер.
Будучи главным героем праздника, он восседал на почетном месте — под навесом у входа в хижину Делкры. Он взял с широкого листа, служившего ему тарелкой, обугленный кусочек неизвестной еды и бросил ящеренку, изводившему его умильным взглядом. Тот набросился было на лакомый кусочек, но его тут же отпихнула в сторону ящерица покрупнее. Сожрав подачку, эта ящерина — красно-коричневая, с ороговевшей, как у зверя флара, шкурой, шестью, естественно, ногами и коротким толстым хвостом — подсунулась ближе, принюхиваясь к тарелке принца. Роджер пинком отогнал ее в сторону.
— То есть, — поправился он, по-прежнему наблюдая за маленьким ящеренком, — что заставило вас сделать такой вывод?
«Забавная зверюшка», — думал он. Лапы у нее были не растопырены, как у обычных ящериц, а расположены точно под телом, как у млекопитающих. И взгляд был куда более осмысленный, чем у любой земной ящерицы.
Правда, от этого она, хоть тресни, не переставала быть шестиногой ящерицей.
— Как раз эти самые дети, — ответила О'Кейси, захлопывая планшет. — В репродуктивном возрасте каждый взрослый производит на свет не меньше шести детей. Теперь сравните с людьми и поймете: у мардуканцев должен быть либо очень быстрый рост населения, либо высокая детская смертность. Никаких признаков быстрого роста населения я не вижу, так что...