- Хорошо, солдаты, - сказал Панер бронированным членам отделения Джулиана. - Время подтолкнуть маленьких собачонок вперед.
Истинная цель доспехов заключалась не столько в том, чтобы стереть боманов с лица земли, сколько в том, чтобы подорвать моральный дух остатка.
Это сработало.
Бронированные морские пехотинцы, скрытые сложными системами "хамелеон" своей брони, фактически прошли сквозь самые задние ряды армии боманов, не будучи обнаруженными. Они разделились, рассредоточившись, чтобы охватить как можно больше улиц, переулков и проспектов, ведущих к площади на северном берегу Тэма, по крайней мере, одним морским пехотинцем, и теперь они продвигались вперед, стреляя на ходу.
Приливная волна огнеметов, пушечных шариков и плазменных разрядов вырвалась из ниоткуда, проделав смертельные дыры в толпах боманов, которые только начали отступать от холокоста на другой стороне реки, и это было слишком. Даже боевое безумие боманов не могло поддержать их посреди такого сверхъестественного опустошения и ужаса, и воины начали бросать свое оружие и пресмыкаться на земле, делая все, чтобы избежать града ужасной, ужасной смерти от невидимых демонов.
Хонал послал еще один заряд шрапнели в бойницу и потянулся за другой парой револьверов. Он подошел к отверстию и открыл огонь, наблюдая, как еще больше пойманных в ловушку, кричащих боманов отлетают от его огня в красных брызгах, и рассмеялся с оттенком истерики. Это было все равно что убить басика. Он, вероятно, мог бы забрести с дубинкой и убить бомана - настолько они были сломлены.
Его револьверы разрядились, и он зарычал в отчаянии от того, что прервалось ужасное безумие резни. Он вынул цилиндры и начал набивать в патронники новые патроны. Он снова открыл их, закрыл и снова начал стрелять.
- Прекратите огонь, Хонал, - сказал кто-то ему на ухо.
- Что? - спросил он, выбирая другую цель и нажимая на спусковой крючок. Боман отлетел в сторону, исчезая в груде трупов своих товарищей, и кто-то ударил Хонала по плечу.
- Прекратить огонь! - крикнул Растар ему в ухо.
Хонал недоверчиво взглянул на своего кузена, не в силах поверить в то, что он слышал, затем снова выглянул в огневую щель. Устрашающие воины боманов представляли собой жалкое зрелище, большинство из них отчаянно пытались спрятаться за грудами своих собственных мертвецов, и Растар потряс его за плечо.
- Прекратить огонь, - сказал он почти нормальным голосом. - Депро говорит прекратить огонь. Все кончено.
- Но... - начал Хонал, и Растар покачал головой.
- Она права, кузен, - сказал последний принц Тердана. - Посмотри на них, Хонал. Посмотри на них и запомни их такими, какими они были, когда перелезли через наши стены... и такими, какими они никогда, никогда больше не будут. - Он снова медленно покачал головой. - Лига отомщена, кузен. Лига отомщена.
Тар Тин стоял в ловушке в центре моста, наблюдая за разрушением души своего народа. Гордость воинственного народа, который всегда побеждал, для которого поражение никогда не было чем-то большим, чем временная неудача и толчок к еще большему триумфу, умерла в тот день у него на глазах, и он знал это. Что бы ни случилось с жалкими выжившими членами кланов, они никогда не забудут эту катастрофу, никогда больше не найдут в себе мужество взять за горло тех, кто сидит на дерьме, и научить их страху. Они были теми, кто с этого дня будет съеживаться в ужасе, прячась в тени, чтобы ужасные говноеды не набросились на них и не довершили их уничтожение.
И именно он, Тар Тин, привел их к этому.
Он знал, чего потребуют от него кланы - если у них все еще хватит духу потребовать смерти военного лидера. И он знал, чего они от него ожидают, но, как бы он ни старался, он не мог пробиться сквозь окружавших его побежденных воинов, чтобы напасть на сидящих за дерьмом и заставить их убить его. Он даже не мог спеть свою предсмертную песню, потому что не было врага, который мог бы дать ему смерть с честью. Был только стыд и знание того, что воинственный народ, ужас Севера, навсегда перестанет быть воинами.
Он посмотрел вниз на церемониальный топор в своих истинных руках - топор, который носили военные вожди кланов в течение пятнадцати поколений и который, наконец, познал поражение и унижение. Его руки крепче сжали древко, когда он представил злорадное удовольствие говноедов, претендующих на эту эмблему гордости боманов в качестве трофея, чтобы повесить ее на стене дворца в каком-нибудь вонючем городе, вдали от вольных ветров северных холмов.