— Все равно ты бы нэ понял. Мало знать язик, стихы надо чувствовать. А ты чувствуешь толко приблыжение обэда. — Грохнул смех. — Верно, товарищ лейтенант?
— Апеллируешь к начальству? Зачем так? Нечестно!
— Сдаешься? Так и скажи.
— Я сдаюсь? Я? Товарищи, вы слышали? Нет, вы слышали? — Султанов даже присел, схватившись за голову, — Дайте ему закурить для прояснения мысли. Закури, Нури! А? Рифма? Чудесная рифма. Можешь взять и пополнить свой скудный лексикон.
«Ладно, — подумал Елкин, — сейчас я вам покажу рифму, ползком по сугробам».
И судорожно выдохнул набранный в легкие воздух: на аллее, вынырнув из-за опушенных инеем деревьев, показалась стремительная фигурка Бещева. Уже по тому, как он шел, пригнув голову, было ясно, что капитан, видимо, уже не минуту и не две наблюдал за «учениями».
Солдаты засуетились, топча окурки. Елкин, забыв скомандовать «Смирно», ткнул ладонью пониже виска, в пылающее ухо.
— Рота находится на строевой…
— Нах-ходится?! — Капитан почти вплотную подошел к поспешно выстраивавшейся шеренге.
Спустя минуту уже сыпались резкие команды. У Елкина было такое ощущение, будто его хлещут по щекам.
— Плохо, плохо! Распустились! Кто так колет? Где выпад? Жену встречаешь или немца?
Когда очередь дошла до Харчука, вспотевшего Елкина прохватил холодок.
С той минуты, как он защитил полещанина, тот поглядывал на него с какой-то собачьей преданностью, вызывавшей смешанное чувство жалости и неприязни. Сейчас он переводил растерянный взгляд с него на капитана.
И как только раздалась команда: «Ориентир — Пилсудский, по-пластунски вперед!», бухнулся на четвереньки. Автомат отлетел в сторону и увяз в снегу.
У Султанова сломались бровки, он затрясся, уткнувшись носом в плечо Нуриддина. Капитан на миг отвернулся, затем грозно повторил:
— Вперед!.. Ты что, не знаешь, где перед, где зад?
— Не зна… — хрипнул Харчук, хлопая глазами… — Забув.
— Встать! Вста-ать! Как это — забув? А имя свое ты еще не забув? Ты вообще что-нибудь помнишь? Номер? — неожиданно спросил капитан. — Номер автомата! Не знаешь номер своего личного оружия?! — Елкин увидел, как веко у капитана задергалось в нервном тике. — А кто же за те-бя бу-дет знать?
— Королев знае…
— Виноват, товарищ капитан, — кашлянул Королев. — Автомат мой.
— Как? А где же твой, Харчук?
— У па-ра-миди.
— Та-ак. Значит, опять эти штучки. А воевать как будем — тоже без оружия? Фашист тебя пулей, а ты его пальцем или… — Бещев вдруг выругался, глядя на съежившегося Харчука. — Или думаешь, тебя пощадят?
— Совисть ж, — прошептал вконец ошалевший Харчук.
— Совесть? У фашистов?! Ложись! Ползком! Марш! — неожиданно скомандовал капитан. — Стройте, ведите! — сухо бросил он Елкину.
На этот раз младший лейтенант не выпячивал грудь, не слышал песни. Он шел сбоку, тротуарчиком, а впереди колонны вышагивал помощник Ветрова, сибиряк Сартаков, которому можно было дать и двадцать и тридцать лет, такой он был юный и вместе с тем крепкий, степенный.
У ворот усадьбы Елкин замедлил шаги. Капитан, руки в карманах, поджидал его.
— Солдат без оружия — вы, надеюсь, понимаете, что это такое? А где Рыба? В строю его нет! — И свистяще в сторону процедил: — Под домашний арест! Завтра же вас от-чис-лю в обоз. В хозроту, к чер-товой ма-тери! Трое суток ареста!
В коридоре Елкин, будто сослепу, наткнулся на Харчука, обернувшись, заметил: солдат торопливо опустил щепоть, похоже, крестил своего заступника. Кровь прихлынула к щекам.
— Бляхин, — сипло бросил Елкин появившемуся в дверях ефрейтору, — пять нарядов ему, самых горячих!
— Слушаюсь, — осклабился Бляхин. — Ему этих нарядов на пять лет еще хватит, умирать не надо. А вас, товарищ лейтенант, в штаб вызывают, к ПНШ, третья комната.
«В штаб, — уже поднимаясь по лестнице, как в тумане, подумал Елкин с тоской, — наверное, для собеседования. Как с новичком. Так поздно уже. И ни к чему». Завтра-послезавтра его тут не будет. А что, если… а вдруг… обойдется. Ведь все-таки новичок. На первый раз.
5
В непомерно большом кабинете ПНШ Ефименко все источало холодный блеск: дубовый диван, люстра, старинный письменный стол, обитый зеленым сукном, над которым по грудь возвышался щеголеватый узколицый брюнет с черными сросшимися бровями. Он слегка порозовел, защелкивая распухший планшет.
— Ага, это вы? Хорош, — сказал он, взглянув на Елкина.
— Правда? — улыбнулся тот. Вышло глупо.
— Вы что? К теще в гости пришли? — Старший лейтенант сел в кресло, закинув руку за спину. — Ворот застегните, солдат учите. Офицер!