Почему же Маршак решил перевести «Последнее слово»? Владимир Жаботинский, переведя так много стихов Бялика, почему-то не обратил внимание на это стихотворение. Между тем сам Бялик, судя по всему, придавал ему особое значение — ведь это было единственное стихотворение, которое поэт перевел сам с иврита на идиш, полагая, видимо, что так оно быстрее дойдет до народных масс — для большинства обитателей черты оседлости идиш был родным языком. Маршак, знавший оба еврейских языка, предпочел перевести «Последнее слово» с идиша:
Меня опять Он к вам послал,
когда ревел могучий вал
и по ветру носились вы,
как груда высохшей листвы,
и руки падали у вас,
и силы таяли в груди.
И в ваш последний грозный час
явился Он и рек: «Иди!»
«Им тяжело, — сказал мне Он, —
Им слишком больно. О, скорей
Иди! У них ты вырви стон,
Исторгни слезы из очей.
Пусть будет стон, как лязг металла.
Слеза — как молот тяжела,
Чтобы земля затрепетала
И зло и горе сотрясла».
И я пошел. Пускай каменья,
преграды были предо мной, —
меня могучее стремленье
толкало с силой неземной.
И ваша боль меня толкала,
и вам помочь душа алкала…
Бог одарил меня душою,
вам эту душу подарю.
И мне язык Иегова дал.
Он — острый блещущий кинжал.
Коль вы из камня — он железный,
Коль вы железо — он булат.
Народ, и встанешь ты из бездны,
могуч и пламенем объят!
Теперь пред дверью стал пророк.
Напрасен зов, — ответа нет.
Тяжелый мрак главу облек,
погас могучий луч, мой яркий свет.
Я встретил здесь и позор и стыд,
передо мной закрыли дверь,
и слово Божие звучит
насмешкой горькою теперь.
Пророк не был услышан, пророк не был понят, пророк был осмеян, и Бог наказывает свой народ:
…Бежать вы будете, как тени,
из края в край, из дома в дом,
и град вас встретит оскорблений,
как нищих на пиру чужом…
И вам земля могилой станет,
беззвездной будет ваша ночь,
и жизнь, как мертвый лист, увянет,
ваш стон развеет вихорь прочь…
И рек Господь:
«Пусть принесут
пророку глиняный сосуд,
а он о камни разобьет
и крикнет:
„Так погиб народ“».
Если бы Маршак перевел в Ялте только стихотворение Бялика «Последнее слово», он бы уже навсегда остался в русско-еврейской литературе. Но в Ялте он написал десятки стихов, многие из них были опубликованы в журнале «Молодая Иудея» в 1905–1906 годах. У этого журнала было приложение «Песни молодой Иудеи», где наряду со стихами Маршака публиковались стихотворения Якова Година, среди них «Новый пророк»:
И запылала новая заря,
И уползает ночь, бледнея…
Он к нам прошел не в мантии царя.
Не с дивным жезлом Моисея.
Он к нам пришел, уставший, как и мы,
Как мы от слез и мук изнывший…
И расшатал тяжелый свод тюрьмы,
Тоской и жаждой нас давивший.
И в даль повел, в загадочную даль,
Куда мы пламенно стремились.
Когда в глухих застенках бились —
И дал нам новую скрижаль…
Сегодня поэт Яков Годин почти (или совсем) забыт. Между тем его, как и Маршака в юности, увлекли идеи сионизма. Позже не в меньшей мере его увлекли идеи социализма. Когда началась Первая мировая война, Яков Годин писал военно-патриотические стихи и, казалось, забыл о «Песнях молодой Иудеи». Да и стихи Маршака из этой тоненькой книжечки не вспоминали почти восемьдесят лет. Лишь в 1993 году некоторые из них были напечатаны в сборнике «Менора» (Москва — Иерусалим). Вот одно из них — стихотворение «Две зари», которое автор посвятил молодому еврейству: