Выбрать главу
Пять долгих лет увеселял Он думские собранья. Пять долгих лет он издавал Одни лишь восклицанья. Но вот в последний думский год Созрел в нем новый гений: Уж он не звуки издает, А том стихотворений. О Гёте, Байрон и Шекспир, И Пушкин, и Мицкевич! К вам собирается на пир Владимир Пуришкевич. Как вам понравился собрат? Ведь он — не кто попало! Он бравый правый депутат И в чине генерала. Пять лет скрывался он, но вдруг Явил нам гений новый! О, Академия наук! Готовь венец лавровый!

В той же «Всеобщей газете» Маршак опубликовал один из самых злобных своих стихотворных фельетонов «О Ясной Поляне»:

Сыновья Толстого Продают именье, — Не суди сурово, Не бросай каменья. Сыновьям Толстого Много денег надо: Рода ведь какого, Рода и уклада!
Ясную Поляну Мы б у них купили. Да не по карману. Много запросили! Пусть же купят янки Нашу драгоценность, Славные останки — Все же это бренность.
…Пусть же купят янки Ясную Поляну… Мало денег в банке, Нам не по карману! Нам литература Без того расходец: Строгая цензура — Дорогой народец.

При всей репортерской суете, занятости в душе его, к счастью, оставалось место для чувств. В 1911 году во время путешествия по Греции, по пути из Солоников в Афон, он написал одно из лучших своих лирических стихотворений. Вот его окончательный вариант:

Туманный полдень. Тень печали На корабле. Замедлен бег. А за кормой над зыбью дали Как бы кружится легкий снег.
Нет, это чайки. Странно дики И нарушают смутный сон Их нарастающие крики, Короткий свист и скорбный стон…
Поджаты трепетные лапки, Наклонено одно крыло… Нам скучен день, сырой и зябкий, А им — привольно и светло…
Но вот взгляни: в тревожном гуле, Как бы в глубокой тишине, Они устали и заснули И закачались на волне.

Надо ли говорить, что такие стихи мог написать человек счастливый, по-настоящему влюбленный. Почему он не опубликовал это стихотворение тогда, в 1911 году, — не столь уж существенно. Думается мне, что в кругу близких ему людей он читал его.

В августе 1912 года исполнился год со дня возвращения Софьи Михайловны из Палестины в Санкт-Петербург. Маршаки решили отметить эту годовщину поездкой в Финляндию. 21 августа 1912 года они приехали в небольшой городок Оллила и конечно же вернулись к воспоминаниям о своем путешествии по Ближнему Востоку. В тот же день Маршак эти воспоминания изложил в стихах. В одном из них, «На верблюде (Реховот — Экрон)», речь идет о посещении двух городов. Один из них — Реховот — в ту пору был еще небольшим поселком (в 1898 году его посетил сам доктор Герцль), второй — древний Экрон, город некогда филистимский, оказавшийся в XIII веке до н. э. во владении колена Дана, а позже завоеванный воинами колена Иуды, о чем говорится в Книге Судий: «Иуда взял Газу с пределами ее, Аскелон с пределами его и Екрон с пределами его».

Когда верблюд, качаясь, нес Тебя песчаною дорогой, И ты на скат и на откос Смотрела издали с тревогой…
…Давно ль верблюд, качаясь, нес Тебя пустынею убогой, А я, как опытный матрос, Тебя удерживал дорогой?

Встреча со страной праотцев оставила неизгладимый след не только в памяти Самуила Яковлевича, но и в его поэзии. В тот день 21 августа 1912 года в Оллиле он написал одно из самых блистательных своих стихотворений — скорее это маленькая поэма:

Я был в английском легком шлеме И в сетке, тонкой и сквозной, А то бы мне и грудь и темя Прожег палящий южный зной…