Маршак

Я всей душой отзываюсь на твой призыв к тому, чтобы зачеркнуть старое и установить между нами настоящую большую, взрослую дружбу…

В конце августа мы с дедушкой, очевидно, поедем на 2 недели в Англию — в гости к Мэйхью. К твоему возвращению мы, наверно, тоже вернемся.

Буду очень рад твоим новым письмам…»

А вот отрывок стихотворения, которое Самуил Яковлевич Маршак написал своему внуку и так и назвал — «Алеше Сперанскому»:

Мой милый внук Алеша,
Твой старый дед-поэт
Полезный и хороший
Дает тебе совет…

Чтоб заниматься делом,
Даны нам две руки:
Почистим зубы мелом,
А ваксой башмаки.

Страшись ошибки грубой.
Бывают чудаки,
Что чистят ваксой зубы,
А мелом — башмаки…

Сиди и жадно слушай
Учителей своих.
На то даны нам уши,
Чтоб жадно слушать их!

Пусть твой учитель школьный
Запишет в твой дневник:
«Алешей мы довольны,
Примерный ученик!»

Первый раз я пришел к Иммануэлю Самойловичу, когда он жил в Москве на Ново-Песчаной улице. Мы встретились, как старые знакомые — возможно, сказалась наша длительная переписка. В тот день я и узнал о встречах Маршака с Александром Блоком и впервые услышал о друге Блока — Владимире Алексеевиче Пясте. В середине 1930-х годов Пяст не просто бедствовал — нищенствовал. Маршак решил помочь ему, но от денег Владимир Алексеевич отказывался. Тогда Маршак выхлопотал у издателя Клячко аванс для Пяста под будущую книжку, а потом написал ее за него. Это был первый вариант «Рассеянного». Книжка вышла под названием «Лев Петрович». Вот отрывки из нее:

Лев Петрович Пирожков
Был немножко бестолков.

Вместо собственной постели
Ночевал он на панели,
Удивляясь лишь тому,
Что проходят по нему…

Человек он был хороший,
Но всегда менял калоши:
Купит пару щегольских,
А гуляет — вот в таких!

За дровами у сарая
На дворе он ждал трамвая
И сердился — просто страсть, —
Что на службу не попасть…

Очень часто к телефону
Вызывал свою персону:
«Два пятнадцать двадцать пять,
Льва Петровича позвать!»

Лев Петрович Пирожков
Был ужасно бестолков.

Он пошел на именины
Воробьевой Антонины,
А попал в соседний пруд.
Тут
И был ему капут.

Иммануэль Самойлович рассказал мне о том, что Маршак принял участие в судьбах многих старых интеллигентов, отвергнутых советской властью в 1920-х годах. Так, он помог поэту, литературоведу, переводчику Михаилу Кузмину, предложив ему сделать новый перевод «Илиады» Гомера. Михаил Алексеевич удивился: «А что, перевод Гнедича уже устарел?» На что Самуил Яковлевич ответил: «Поверьте, Вы сделаете очень важное и нужное дело!» Кузмин последовал совету Маршака. Пройдет несколько лет, и Михаил Алексеевич напишет: «Не могу не выразить своей благодарности С. Я. Маршаку, благодаря которому я взялся за эту работу (…) доставившую на долгое время самые чистые и плодотворные радости».

Помогал Маршак и писателю Е. П. Иванову, тетке Блока — М. А. Бекетовой, литературоведу Эриху Голлербаху. Последний, правда, своеобразно отблагодарил Маршака — в книге «Незабываемо» он не нашел ничего лучшего, как написать о Маршаке: «Поэт М. шел с женою по Садовой. Жена несла огромный куль с яблоками. Одно яблоко упало на панель. М. стоял, засунув руки в карманы. Женщина нагнулась, подняла яблоко. Куль лопнул, из него выпало еще несколько яблок. М. стоял, глядя сверху вниз на жену и на яблоки. Этого Адама явно не соблазняла Евина приманка. Наконец Ева собрала яблоки, и супруги двинулись дальше. М. шагал впереди, расставив локти, толстый, рябой, сытый. За круглыми очками сонно мигали его маленькие глазки. Жена поспешала за ним, нарядная, пышная, со злым лицом, покрасневшим от усилия удержать на груди груду яблок». Разумеется, такие люди в окружении Маршака исключение. Как правило, ему везло на друзей.