После того как Штеменко дочитал до конца телеграмму, Сталин обратился к Жукову и Коневу:
— Так кто же будет брать Берлин — мы или союзники? Получилось так, что первому на этот вопрос пришлось отвечать Коневу, и он твердо сказал:
— Берлин будем брать мы и возьмём его раньше союзников.
— Вон какой вы, — слегка усмехнувшись, заметил Сталин и сразу в упор задал ему вопрос по существу: — А как вы сумеете создать для этого группировку? У вас главные силы находятся на вашем южном фланге, и вам, по-видимому, придётся производить большую перегруппировку.
Конев ответил и на это:
— Товарищ Сталин, можете быть спокойны: фронт проведёт все необходимые мероприятия, и группировка для наступления на Берлинском направлении будет создана нами своевременно.
Вторым говорил Жуков. Он доложил, что войска готовы взять Берлин. 1-й Белорусский фронт, густо насыщенный войсками и техникой, прямо нацелен на Берлин, и притом с кратчайшего расстояния.
Выслушав Жукова и Конева, Сталин сказал:
— Хорошо. Необходимо вам обоим здесь, прямо в Москве, в Генштабе, подготовить свои планы и по мере готовности, через сутки-двое, доложить о них Ставке, чтобы вернуться к себе на фронты с уже утверждёнными планами.
Работать приходилось много и упорно, так как всё понимали, что надо торопиться. Дело было не в деталях: они давно утрясены и будут ещё утрясаться. Требовалось лишь согласовать с Генштабом направления действий обоих фронтов и разграничительные линий между ними, распланировать операции по времени и назначить конкретную дату её начала. Особенно важным оказался вопрос о сроках готовности: их надо было максимально сжать, сообразуясь с максимальными возможностями, чтобы не дать союзникам ни малейшего шанса первыми занять город. Маршалу Жукову было проще: войска 1-го Белорусского фронта в основном готовы и нацелены прямо на Берлин. Сложнее было у Конева. Войска фронта только что закончили Верхне-Силезскую операцию, и значительная часть их находилась на южном, левом фланге фронта. Требовались большие усилия и время для их скрытной переброски на правый фланг, то есть непосредственно на Берлинское направление.
Новая встреча у Сталина состоялась 3 апреля. По всем главным вопросам предстоящей операции было достигнуто соглашение, кроме разграничительной линии между фронтами. Конев к тому же попросил Сталина выделить 1-му Украинскому фронту дополнительные резервы развития операции вглубь. По этому вопросу Сталин дал согласие, а над разгранлинией решено ещё подумать.
…Такие вот принципиальные решения были приняты в Ставке в самом начале апреля, а вообще-то замысел Берлинской операции вырабатывался ещё в ходе зимнего наступления. Всесторонне и глубоко проанализировав военно-политическую обстановку, сложившуюся к тому времени в Европе, советское Верховное Главнокомандование и Генштаб скрупулёзно разрабатывали конкретный план заключительного этапа Великой Отечественной войны и установления мира в Европе. Об этом думали все командующие фронтами и армиями, Балтийского флота и Дунайской флотилии. Заранее прикидывал свои соображения на этот счёт и командующий войсками 1-го Украинского фронта.
К захвату Берлина, как уже было известно из телеграммы, зачитанной Штеменко у Сталина, готовились и наши союзники. Открыв наконец-то второй фронт, они очень хотели первыми войти в столицу третьего рейха. Особенно к этому стремился премьер-министр Великобритании Черчилль. Вопреки Ялтинскому решению, по которому Берлин входил в зону операций советских войск, он требовал от своего командующего усилить темпы продвижения на восток, к Эльбе, а затем рывком занять Берлин. Черчилль видел, что Гитлер почти все боеспособные войска сосредоточил на Восточном фронте, и потому пытался всячески воспользоваться этой выгодной для английских, равно как и для американских, войск ситуацией.
Это желание особенно возросло у него после того, как отдельные механизированные части достигли берегов Эльбы. Однако они, оторвавшись от главных сил и своих тылов снабжения, не сумели развить успех и даже не смогли отразить контратаки немцев. Советник Рузвельта Гопкинс с горечью признавался: «Мы взяли бы Берлин, если бы могли это сделать. Это было бы большой победой для нашей армии…»