— А что там, под Львовом, происходит? — переспросил Сталин. — Где сейчас танковые армии Лелюшенко и Рыбалко? Какая перед ними поставлена задача?
— Танковые армии, вырвавшись на оперативный простор, обходят город с севера и юга. Третья гвардейская танковая армия, как доложил маршал Конев, в дальнейшем выходит в тыл львовской группировки противника, нацеливаясь на польский город Ченстохов.
Сталин подошёл к столу и стал внимательно рассматривать карту с нанесённой на ней обстановкой.
— Конев любит рисковать, — сказал Сталин, попыхивая трубкой.
Трудно было понять, как это было сказано: с одобрением или с упрёком. На всякий случай Штеменко решил защитить Конева.
— Без риска на войне нельзя, товарищ Сталин, — заметил он.
— Согласен, — тут же отозвался Сталин. — Полководец, не умеющий рисковать и, более того, боящийся риска, вряд ли сможет добиться решающих побед. Всё это так. Но в каждом риске должна быть большая доля трезвого и разумного расчёта. Без этого риск превращается в трюкачество. — Он замолчал и, мягко шагая по кабинету, вдруг признался: — Кстати, я изрядно поволновался, наблюдая, как Конев со своими танковыми армиями прорывался по Колтовскому коридору.
— И прорвался всё же! — не утерпел Штеменко.
— Да, прорвался. Но что же получается теперь? — Сталин вернулся к столу и, склонившись над картой, провёл мундштуком трубки по району Львова: — товарищ Конев и находящийся у него представитель Ставки товарищ Жуков полагают, что с выходом танковой армии Рыбалко в тыл львовской группировки немецко-фашистских войск противник бросит город и начнёт отходить. Дай Бог, чтобы это было так. Тогда всё будет Хорошо. Ну, а если противник попытается удержать Львов, что он неоднократно и делал в подобных ситуациях, мёртвой хваткой цепляясь за крупные опорные пункты? Тогда, как вы понимаете, в тылу наших войск останется крупнейший узел железных и шоссейных дорог, важнейший район обороны противника, который надолго может сковать наши действия.
Сталин распрямился и, раскуривая трубку, вновь зашагал по кабинету.
— К тому же наши войска, — продолжал он, — по своей воле окажутся отрезанными от путей сообщения и, как следствие этого, лишатся необходимых для ведения боевых действий боеприпасов и продовольствия. Оставшись без снабжения, они ослабят темп наступления, а возможно, и вовсе прекратят продвижение. И тактический успех, достигнутый с таким трудом, будет сведён на нет.
Штеменко молчал.
Сталин вновь стал внимательно рассматривать лежащую на столе карту боевых действий 1-го Украинского фронта.
— Вы что, не согласны со мной? — повернулся он вдруг к Штеменко.
— Всё зависит от конкретной обстановки, товарищ Сталин, — уклончиво ответил Сергей Матвеевич.
Сталин погасил зародившуюся было улыбку, категорически произнёс:
— Подготовьте директиву командующему Первым Украинским фронтом, в которой укажите, что Ставка считает его план использования танковых армий и кавалерийских корпусов преждевременным и опасным в данный момент, поскольку такая операция окажется материально не обеспеченной и может привести к ослаблению и распылению наших ударных группировок. Исходя из этого, Ставка приказывает в первую очередь разгромить львовскую группировку противника и не допустить её отхода за реку Сан или в сторону Самбора.
Склонившись над картой, Верховный продолжал излагать свои мысли, а Штеменко торопливо записывал их в блокнот.
— Первую гвардейскую танковую армию Катукова и конно-механизированную группу Баранова использовать для овладения районом Ярослав, Перемышль, чтобы отрезать основные пути отхода львовской группировки противника на запад. Третью танковую армию Рыбалко и четвертую танковую армию Лелюшенко во взаимодействии с шестидесятой армией Курочкина использовать непосредственно для разгрома львовской группировки противника и овладения городом.
Пока Сталин говорил, трубка его погасла, и он усиленно её теперь раскуривал. После некоторой паузы добавил:
— Обязательно укажите товарищу Коневу, что, не овладев Львовом, крупным и весьма важным железнодорожным узлом, мы не сможем развить серьёзное наступление дальше на запад, в сторону Кракова. А это сейчас и с политической стороны очень важно.
Он подождал, пока Штеменко запишет, и, убедившись, что тот это сделал, продолжал:
— Теперь перейдём к другим направлениям… Выслушав указания Верховного Главнокомандующего по 1-му и 2-му Белорусскому фронтам, Штеменко понял, что Сталина прежде всего беспокоила Польша. Освобождая её территорию, наши войска вели тяжёлые бои. Беглого взгляда на карту было достаточно, чтобы понять — части 2-й гвардейской танковой армии С. Богданова и 8-й общевойсковой гвардейской армии В. Чуйкова готовы выйти к восточному берегу Вислы, а 2-й гвардейский кавалерийский корпус Крюкова вот-вот завяжет бои за город Седлец. Отсюда, как надеялся Сталин, откроется прямой путь на Варшаву. Немцы понимали всю важность Варшавского направления и подтягивали в этот район свежие силы. Поэтому наш успех тут был крайне необходим. Тем более что Черчилль усиленно навязывал Сталину встречу с Миколайчиком, представителем польского правительства, находившегося всю войну в Лондоне. Но лучше вести разговор с Миколайчиком, имея в запасе успех наших войск непосредственно на территории Польши. А взятие Кракова, куда со временем можно нацелить Конева, открыло бы путь на Варшаву с юга.