— Мы учтём ваше мнение. Львов будет взят в ближайшие дни. Во всяком случае раньше, чем наши армии выйдут на Вислу.
Рассвет занимался медленно, будто нехотя. Набухшие дождём тучи слегка отсвечивали, оставаясь неподвижными. Они висели над городом так низко, будто их кто-то наколол на острие шпилей старинных костёлов. Наступившая после полуночи относительная тишина, когда лишь отдельные выстрелы да короткие автоматные очереди выдавали присутствие противника в утренние часы, словно отступала куда-то вглубь городских кварталов, а окраина города всё больше наполнялась звуками начавшегося боя.
Старшина Шалов, откинув полу шинели, повернулся к лежавшему прямо на полу ефрейтору Ганиеву:
— Спишь, Виктор?
Ганиев тотчас же приподнялся, показывая, что он вовсе и не думал спать. Всю ночь Ганиев и Шалов провели на чердаке занятого накануне дома. Наблюдали за противником, выявляя его огневые точки. В ночной темноте огненные трассы выстрелов выделялись чётко, и бойцы засекли несколько пулемётных гнёзд, размещённых в стоящих впереди строениях. Эти здания придётся скоро брать с боем. Пользуясь темнотой, разведчики попытались проникнуть за передний край противника, но на первых же метрах встретили несколько искусно замаскированных мин, полчаса провозились с ними и вынуждены были вернуться. Зоркий взгляд Шалова увидел в проломе здания чуть высунувшийся ствол пушки. И теперь, с рассветом, ему захотелось уточнить свои наблюдения.
— Если не спишь, — предложил старшина, — полезем на свой наблюдательный пункт. Проверим ночные засечки. Сдаётся мне, что скоро опять пойдём вперёд. Дожимать надо фашиста.
— Это, конечно, так, — согласился Ганиев, натягивая пилотку глубже на глаза. — Сапёров опять же вызывать придётся.
— Про мины я уже ротному доложил, — сообщил Шалов. — Обещал расчистить. Артиллеристы опять же помогут. С ними дело веселей пойдёт.
— Да, когда кучно, то и бить врага сподручно, — согласился Виктор.
Вчера шаловскому взводу придали противотанковую пушку. Молодой, расторопный командир старший сержант Михаил Нечаев понравился Шалову. Слов лишних не говорит, дело своё, видать, знает. Первыми же выстрелами заставил замолчать вражеский миномёт, так досаждавший взводу. Именно благодаря сноровке артиллеристов стрелки вскоре захватили этот дом на окраине Львова, а рота получила задачу к исходу следующего дня очистить от гитлеровцев весь квартал. Теперь, имея в своём распоряжении артиллеристов и сапёров, Шалов рассчитывал на серьёзный успех.
Бойцы, проснувшись, сразу же принялись за неотложные дела, которых у солдат на фронте хватает. Надо проверить снаряжение, залатать прохудившееся обмундирование, позаботиться о запасе патронов и гранат к предстоящему бою.
Ротный весельчак и балагур Фёдор Супонин, проверяя свой боезапас, с улыбкой говорил:
— Что, братцы, я вам доложу. Вчерась иду я в свой взвод. Только, это, вынырнул из пролома в стене, прямо на меня вышел какой-то проверяющий, а с ним наш командир полка. А я, вы ж знаете, ой как не люблю со всякими начальниками встречаться! Того и гляди, или вздрючку получишь, или зашлют куда-нибудь, куда Макар телят не гонял. Только я свернуть собрался, как поймал тот контролёр меня за рукав. Задержал, значит, и спрашивает: «Какого полка?» Я, конечно, честь по чести отвечаю. Экзамен этот, чувствую, точно выдержал. Улыбнулся, вижу, контролёр и снова подбрасывает мне вопросик: «Где ваша позиция?» Я показал. Вот, говорю, за этим уступчиком, за проломом в стене. А он опять: «Что вы отсюда видите? Какие цели замечаете?» Я возьми и брякни по-нашему, по-мужицкому: ничего, мол, особенного не замечаю, потому как передо мной снова стена и дыра в ней ещё не проделана. Что там, за стеной, мы узнавать ещё не обучены. А вот жинка моя, дай Бог ей здоровья, эту премудрость ещё до войны освоила на полную, можно сказать, мощность. Бывало, задержусь я где-нибудь, ну, скажем, на футбол подамся после работы. Смотришь, где-то к концу первого тайма передают по громкоговорителю: «Гражданин Супонин Фёдор Павлович, вас ждут у выхода со стадиона между второй и третьей трибунами». Понимай так, что жинка меня уже высмотрела сквозь стену и теперь по радио вызывает. И так ловко она наладилась меня ловить, что я редко какой матч до конца досматривал. Сердился я тогда на неё ужасно. А вот только здесь, на фронте, понял, какой же талант разведчика заложен в ней, в жинке-то моей. Сюда бы её сейчас, она бы нам всё как на ладони высмотрела. Где у врага орудие стоит, а где танк спрятан. А то ведь в городе, за домами да за каменными стенами, ничегошеньки не видать… Говорю я это, как всегда, за словом в карман не лезу, а командир наш за этим проверяющим стоит и так сурово на меня смотрит. А я уж нашего командира полка знаю: если он на тебя так глядит, это не к добру. И верно. Погрозил он мне пальцем и так сказал: «Чего же это вы, рядовой Супонин, перед командующим фронтом товарищем маршалом Коневым балясы точите? Ведь ему, чай, некогда ваши байки слушать». Обомлел я тут, братцы. «Извините, — говорю, — товарищ маршал, что так выдало, но я безо всякой выгоды, от души балакал, такая уж жинка у меня…» — «Ничего, — отвечает маршал, — правильно сказал. Наблюдение за противником в городе действительно вести трудно. Но надо этому учиться. И обязательно надо, как твоя жинка, угадывать его намерения. Вот, скажем, за этим выступом впереди вполне может танк укрыться. Рванёте, не глядя, вперёд, а он вам и всыплет по первое число…» Я машинально метнул взгляд на этот угол, а оттуда и вправду ствол танковой пушки торчит. Кричу: «Ховайтесь, товарищ маршал, стрельнёт счас!» А он так спокойно отвечает: «Стрельнуть не стрельнёт, ему ещё для этого выдвинуться надо. А наши артиллеристы тоже дремать не будут. А вот учиться наблюдать в городе за противником надо. Об этом я и вашему командиру скажу». Повернулся он и говорит нашему командиру полка: «Ну что же, пойдемте на ваш командный пункт. Хочу посмотреть, что вы лично оттуда видите».